В избе пахнет кислым. Потолок неровный, в некоторых местах отскочила побелка. В маленькое окно пробивается жиденький лучик света. Что-то громко хлопнуло, кто-то крикнул, хрюкнул. И других звуков полно: по сравнению с той тишиной, что была, это просто оркестр какой-то. Слышу, ставший уже знакомым, скрипучий голос:
– И этый рыжий, как евоный батька. Одна гидота!
– Что уже ты, мама, так! – отвечает родной голос. – Ну рыжий, так что? Да и не рыжий он, а золотой! И глазки у него голубенькие!
– Поросячьи, – не соглашается скрипучий голос.
– Кулачки вон какие крепенькие!
– Чего уж хорошего, а кулаки мы знаем. Бегали от них, и не раз.
– И мы не всегда бываем правы. Когда и кулак подсказка, правда же, сынок? – воркует мама.
– Дуре все хорошо, лишь бы не как у людей.
Я еще не знал, чью сторону принимать. Понимал, что говорят о моем отце, а какой он, я этого не знаю. Попросту я его еще не видел.
Отец появился ближе к вечеру. Я слышал, как заскрипели ворота, как кто-то грозно выругался, протопали мягко копыта лошади. Хлопнула дверь.
– Ну, как он тут? – спросил грубый голос. – Пищит?
Мне хотелось ответить в той же манере, но я сдержался. «Подожду еще, посмотрю. Может, не так он и плох».
– Попискивает, – отвечает близкий мне голос.
– Надо бы свозить его да записать, – грубый голос. – Или подождать на всякий случай…
– Можно и записать, что еще может случиться, – неуверенный, родной голос. – Он здоровенький у нас!
– Управимся с работами и свозим. Сейчас каждый день год кормит. Или когда задождит, свозим.
– Нонче дождя было мало, если только осенние пойдут.
– Спину всю ночь ломило, может, к дождю.
– Тучи все небо обложили с утра, думала, что-то будет, а потом к обеду развиднело.
– Время подпирает, успеть бы картошку без грязи выкопать.
Слышу тяжкий вздох.
– Кто ж ее копать будет. Дети малые, и я не могу еще…
– Не такие они и малые, и тебе надо через не могу. Жрать-то что-то надо целый год.
– Завтра начнем потихоньку, – соглашается мама, и мне ее становится жалко. Хочется крикнуть ей, чтобы она возразила отцу, да не знаю как. Я напыжился, но это вылилось совсем в другое.
– Серун! – небрежно бросил отец и хлопнул дверью.
– И никакой я не серун, скажи, а хороший здоровенький мальчишка, – заворковала мама, меняя пеленки. – Я, скажи, буду трактористом или летчиком, тогда, скажи, узнаешь меня…