Многоточие росы. Серия «Трианон-мозаика» - страница 5

Шрифт
Интервал


– Зачем же отказывать? – спросил Виктор Герасимович, не поднимая глаз, разглаживая заштопанную скатерку. – Просьба из самых обыкновенных.

– Да не скажите… Давненько вы в родных пенатах не были. Я анахоретом полнейшим живу, и то слухи до меня дошли, какой грандиозный скандал приключился в прошлом году. Воспитатель в имении Хвалыновых уже бывал, и едва, сказывают, ноги унес. Старик Хвалынов его чуть ли не арапником отстегал.

– И правильно сделал! – Прасковья Ильинична ввалилась с поспешностью, выказав, что она слышала весь недлинный разговор с гостьей от слова и до слова. – Чтоб другим неповадно было! Это ж какую наглость иметь надобно, чтобы опять… Да ее после того скандалу ни в одном порядочном доме не принимают. Слыхали, в гостинице остановилась, стало быть, даже родня, и та…

– Ну, родни у нее немного, – примирительно вступил Николай Трофимович. – Росла сиротой, опекал дальний пожилой родственник…

– То-то что пожилой, да, в свое-то время, тот еще бонвиван был… Девчонка бойкая росла, и при таком воспитателе…

– Прасковья Ильинична, что-то вы расходились не в меру… – попытался урезонить Кисловский домоправительницу. – Ничего такого здесь не…

– Здесь-то – да! После того, как ее вывозить начали, да никто в женихи не сподобился, хоть и вились роем, как мошкара! Приданого-то за нею никакого… Укатила в Париж, для виду только тетку какую-то семиюродную прихватила, целый год в заграницах прожили. На какие шиши, спрашивается? Вернулась – батюшки-святы, разнаряжена, расфуфырена! Даже предводительша, говорят, завидовала…

– Прасковья Ильинична, самоварчик остыл, – напряженно проговорил Кисловский, делая еще одну попытку остановить словоизлияния своей родственницы. Она вскинула голову с туго зачесанными в крохотный пучочек серыми полуседыми волосами, и ушла, упрямо выпятив тяжелую нижнюю челюсть.

– М-да… – профессор смущенно погладил клетки на одеяле.

– Однако какие страсти кипят в нашем городке, – попробовал перевести все в шутку Виктор Герасимович. – А что, муж у… этой особы… такой уж самодур?

– Говорят, крут бывает… Герой Плевны, как-никак…

– Плевны? Так ведь лет двадцать прошло, если не более! – Виктор Герасимович насмешливо хмыкнул, но не стал долее расспрашивать, потянувшись за шляпой, лежащей на скамейке рядом с перилами. – Забыл сказать вам, Николай Трофимович, я ведь забежал ненадолго, хочу в Москву проехаться, на вечерний поезд успеть. Сейчас домой заскочу за вещами и…