Малорослики разбрелись по поляне,
пытаясь определить — кому из соратников нужна помощь, а кто в ней
уже не нуждается. Убитых складывали в одну сторону, раненых в
другую. Кажется, мертвых было гораздо больше.
Данут попытался освободить свое
копье. Ухватив окровавленное древко под самым жалом, торчавшим из
спины, потянул на себя. Похоже, сломалось. Найдя подходящую ветку
и, орудуя ей как рычагом, повернул великана на бок. Так и есть —
древко, вырубленное из прочного ствола черемухи, толщиной с руку,
оказалось надломанным не то от удара о землю, не то от усилий
тролля. Подивившись невероятной мощи чудовища, Данут, стараясь не
испачкаться (хотя, терять уже нечего), вытащил—таки оружие. Как
мог, очистил копье от бурой крови, пошел помогать гномам.
Мертвых набралось с десяток, а
раненых всего пятеро. У Данута был кое—какой опыт — не один раз
ходил на промысел, видел, как это бывает, если охотник попал под
удар хвоста кашалота, или попался под тушу моржа. Здесь было что—то
похожее — словно взбесившийся кит разломал лодку, а потом долго
лупил хвостом по барахтающимся в море беспомощным людям. Достаточно
было глянуть на несчастных, чтобы понять — с такими увечьями они
проживут недолго. Ну, разве что тот парнишка, попавший под удар
дубины, прямо на глазах Данута, имел хоть какой—то шанс. И то, судя
по всему, руку придется отрезать у самого плеча. От стонов
несчастного у Данута пошли мурашки по коже. И что теперь делать?
Слышал, что гномы и дворфы мастера по части всяких лечебных зелий,
только нет таких лекарств, чтобы собрать раздробленные косточки и
сложить их в нужном порядке.
Кажется, это понимали и сами гномы.
Оставив в покое тех, кто был без сознания, старший из малоросликов
сделал какое—то странное движение ладонью — похоже, осенил себя
кругом, вытащил из кармана блестящую фляжку и поднес ее к губам
изувеченного.
Данут отвернулся, чтобы не видеть.
Умом он понимал, что старший гном прав и, лучше, умирающему уйти в
мир иной без лишних мук, побыстрее. Но это умом. Сердцем же не
понимал и не принимал. Помнил, как однажды привезли с моря старого
Никитора, неудачно попавшего между острых льдин (напарник, вместо
того, чтобы сразу кинуть старику веревку, растерялся). Может,
следовало добить старика, чтобы не мучился, но ни у кого из поморов
не нашлось храбрости, чтобы это сделать. Мужики посматривали на
отца, но Милуд молча покачал головой. Отец как—то обмолвился, что
однажды, будучи в дальней разведке на землях орков, они добивали
своих раненых. Но то была война, где раненые могли бы задержать
разведчиков. Оставлять их оркам было нельзя.