Никто и никогда не видел живого
норга (впрочем, мертвого тоже). Попадались счастливцы, узревшие
вдалеке хищные контуры их судов, напоминающие тела стремительных
косаток и, сумевшие уцелеть. Капитаны, завидев вдали черно-белые
паруса, ложились в дрейф и смиренно ждали, а при удаче, если норги
не проявляли к ним интереса, икали от счастья. Пираты никогда не
оставляли живых свидетелей.
Последняя борть оказалась пустой —
только сухая пчелиная шелуха с паутиной. Может, померзли пчелы за
зиму, а может, умерли от какой—нибудь болезни или завелся у них
паразит, поедающий тельца изнутри? Был бы отец, сказал бы точно.
Данут вздохнул — зря только костер разводил и напрасно лазал на
дерево, хотя в глубине души парень и был рад — за две недели, что
провел в лесу, удалось набрать столько меда и воска, что дай—то
Единый дотащить все до дома.
В это лето отец отправил парня в лес
одного, решив, что сын сам должен справиться. И, чего не
справиться? Лось здоровый, семнадцать лет стукнуло. Столько раз
ходил вместе с отцом на охоту, за медом, знал и свои борти, и чужие
и, вроде бы, научился отличать собственных пчел от диких. В этом
году даже не пришлось обматывать лицо тряпками — не то привык, не
то пчелы стали кусать не так больно. Людей в лесу тоже не стоило
опасаться. Свои не страшны, а чужие сюда не заходят. В самом
начале, когда они только—только начали собирать мед, отец опасался,
что их борти может кто—то «почистить». Но за все годы такого ни
разу не случалось. Не принято было брать чужое — ни борти, ни сети,
ни ловушки. Были, конечно, иные любители дикого меда — медведи, но
они к ставленым бортям не подходили, предпочитая добывать сладости
в дуплах. А коли, придется пересечься с лесным хозяином, так можно
рогатиной отмахаться (а не поймет, так можно на ту рогатину
косолапого и насадить), а волки по летнему времени добрые. Был
слух, что где—то живет великан — не то тролль, не то
огр—переросток, но одиночка не станет пакостить в дне пути селения
поморов, привычных к битью китов. Было не так давно — забежали в
поселок не то пять, не то шесть одичавших гоблинов. Уйти сумел лишь
один. Остальные же были быстро опутаны сетями и скинуты в море.
Треске, ей все равно, кого жрать — хоть селедку с килькой, хоть
гоблинов.
Парень легко соскользнул по стволу
вниз, старательно затоптал тлеющие угли и, убедившись, что все
потушено, зашагал в сторону зимовки — небольшого домика,
построенного отцом много лет назад. За то время, что он провел в
лесу, снимая медовые рамки с собственных бортей, отыскивая дикие,
юноше порядком поднадоел и лес, и запах меда. Но теперь дело
близится к концу. Осталось всего ничего — увязать, как следует, мед
и воск, припрятать медогонку и нарубить кустов для волокуши. Да,
еще надо снять с себя заскорузлые от меда и сосновой смолы рабочие
штаны и рубаху. Поначалу Данут хотел выбросить старую одежду, но
передумал. Не так уж много у него барахла, чтобы выбрасывать. Если
не в носку, так для чего иного сгодится. Очистив, насколько смог,
спрятал в ухоронку.