Данут не роптал, считая
справедливым, что он занимается физическим трудом, а не
«умственным», как Казистер. Как—никак, наследник Торгового дома
пять лет обучался в Коммерческом училище Тангейна, где его учили
быть настоящим купцом. Правда, однажды юноша бросил взгляд в
амбарную книгу, куда братец вносил подсчеты — страница была
испещрена четырехугольниками, перечеркнутыми по диагонали. Все
ясно. Именно так отмечали улов и мешки с зерном старейшины в
поморской деревне — четыре точки, объединенные шестью палочками —
десяток.
Данут был немного удивлен, что
дядюшка принял его сразу. Возможно, сыграло свою роль то, что он
явился в дом дяди не в образе оборванца, пропахшего сосновой хвоей
и кровью, а чистый, одетый в новенькую одежду и блестящие сапоги,
сшитые по последней моде. Но здесь не его заслуга, а гномов. После
того, как он вместе с уцелевшими гворнами доставил раненых до
постоялого двора гномов (как тащили упитанных малышей, лучше не
вспоминать), добрый профессор не знал, как рассчитаться со
спасителем и помощником. От векшей Данут отказался наотрез, но от
новой одежды не стал. Кроме того, гном лично проводил юношу до дома
дяди, представив его, как своего спасителя.
А дальше были ахи и вздохи, одинокая
слеза, скатившаяся из—под правого века дядюшки и растворившаяся в
его морщинках.
Дядя был добр. Но он почему—то ни
разу не ответил на простые вопросы — почему он стал купцом, а его
брат воином? Что такое случилось с Милудом Таггертом, если он ушел
жить в поселок рыбаков? И, наконец, кто была мать Данута?
На все вопросы Силуд пожимал
плечами, улыбался, приговаривая — мол, всему свое время. В общем,
вырастешь, мальчик, узнаешь!
Если дядя отнесся к появлению
родственника нарочито доброжелательно — принял в дом, выделил
комнату и назначил в приказчики, то с остальными родственниками
отношения не сложились. Тетушка Пайэнира — дородная дядюшкина
супруга, просто игнорировала родственника, а если и хотела что—то
сказать, обращалась к мужу, говоря о Дануте в третьем лице, никогда
не называя по имени. И говорила примерно так: «скажи этому...» или
«пусть этот...». Двоюродные братья — старший Казистер и
десятилетний Томис, старались сделать брату какую—нибудь подлянку.
Однажды Данут обнаружил в своей постели дохлую крысу. Крысу он
просто выбросил, решив поначалу, что животное не нашло лучшего
места, чтобы умереть. Но в следующий вечер, вернувшись с работы,
обнаружил в углу комнаты зловонную лужу, с характерным запахом.
Пришлось брать ведро и мыть пол. Утром дядюшка разразился
пространными рассуждениями о том, что в его доме есть прекрасная
уборная, но «некоторые, недостаточно культурные люди, привыкшие
гадить там же, где живут, не хотят пользоваться благами
цивилизации». Братья злорадно смеялись, а тетушка смотрела на
племянника, словно на дохлую собаку. А на следующий вечер, помимо
лужи, Данут обнаружил еще и кучу дерьма. Не сказав никому не слова
— а смысл? — убрал нечистоты, взял из поленницы пару деревяшек и за
ночь смастерил небольшой капкан (про капкан, конечно, сильно
сказано — скорее силок с утяжелителем).