Я выбрал третье – замер молча.
А она уточнила возможную перспективу мира:
– Лучше? – Девочка смотрела на меня с таким любопытством, что не заметила того, как ее язычок, выбравшись из гнездышка губ, завертелся воробушком.
– Лучше? – переспросил я. – Пожалуй.
Только художник делает мир лучше тем, что делает его наглядней.
А значит, яснее.
– Это что же? Художник с Богом конкурирует, что ли?
Я не стал объяснять девочке, что все творцы – конкуренты.
И о Боге в этот раз ничего не сказал.
Хочешь понять, какой человек дурак – дай ему поговорить о Боге.
Таким образом, мы оба продемонстрировали свое отношение к христианской этике, не только не применяя ее, но даже не вспоминая о ее существовании.
Впрочем, конкуренция творцов – это не главное в понимании творчества.
Главное – понимание того, что каждый творец всегда больше того, что уже есть на свете.
Я попытался объяснить ей все проще:
– Художник вносит свою лепту в эволюцию.
– А что вносило свою лепту в эволюцию, когда художников еще не было? – В глазах Златы поискрилась хитринка; и мне в ответ пришлось пожать плечами:
– Ледниковые периоды…
– …И в работе каждого творца очень важным элементом является замысел.
Когда я увидел тебя, мне показалось, что ты сможешь стать моделью для одной картины, но, когда ты разделась, я понял, что должен писать с тебя совсем другую картину.
Ты оказалась прообразом не того мира, который видел в тот момент я, а того мира, которым являешься ты.
– Ну и что это за мир?
– Понимаешь, когда-то, очень давно, так давно, что, возможно, уже и не правда, я сказал одному своему товарищу: «Любовь – это страсть, верность, нежность и совесть, идущие вместе».
Потом подумал, что смог бы написать картины на эту тему, но как-то все не складывалось, до тех пор, пока я не встретил тебя.
И теперь мне нужно подумать.
– А что вы хотите написать с меня?
– Страсть.
– Классно.
Как у Онегина с Татьяной, – улыбнулась Злата, и я улыбнулся в ответ девочке, вспомнившей классика:
– Как у Ленского с Ольгой.
– А Ленский – это… кажется… – Злата явно пустила свою память в разнос, а я слегка удивился:
– Ты не помнишь, кто такой Ленский?
– Ленский? А на фиг мне помнить всех этих революционеров?..
…Вот так…
…После этих слов обнаженной красавицы, ясными глазищами смотревшей в мои глаза, у меня отвисла челюсть.
Хорошо, что ненадолго.