– Ты где таких девок видела? С ума сошла?
Вдруг смотрит – идет по полю девушка, волосы цвета спелой пшеницы, стан тонкий, гибкий, руками плавно так ведет, а вокруг нее бабочки разноцветные, стрекозы и пух от одуванчиков так и вьются.
– Так вот ты какая, и правда красавица неописуемая. У такой красоты и сердце должно быть доброе.
Усмехнулась красавица, стоит, косу теребит тонкими пальцами.
– Люди другое сказывают, будто уродливая, что убить могу, рассердить меня – так и рожь пожгу, с ума сведу, по голове ударю, ребенка украду…
– Пффф, люди сказывают, да что им верить? Меня рассерди, так я не только поле сожгу, я и избу раскатаю по бревнышку, с медведем схвачусь, да мало ли, – говорит тихонечко Даша, – не верю я им, врут все, не может такая красота зло творить.
Улыбнулась та девушка.
– А может, я морок, откуда знаешь?
– Нее, я вижу, ты не морок, сквозь тебя деревню не видно, стоишь будто из плоти и крови, и тепло от тебя. Ты не серчай, милая, наговорила я тебе всего, я за дочушку испугалась, за Аннушку.
– Я не держу на тебя зла Дарьюшка, спасибо за то, что поговорила со мной по-доброму… Чем тебя одарить?
– Да что ты, милая, ничего не надо, а доброе слово, оно и кошке приятно. Спасибо тебе, что открылась мне и красоту такую показала.
– Хорошо, быть по-твоему. С этих пор никто не посмеет обидеть ни тебя, ни детей твоих, ни потомков. Всегда будет поле родить невиданный урожай, а муж твой живой скоро вернется. Прощай, Дашенька…
– И тебе спасибо, девица, – повернулась Даша, а под березой Анютка сидит, бусиками играет, те словно солнышко у них внутри горят.
– Аннушка, где взяла?
– Тетя, – лопочет девчонка, – тетя… на Аня… тетя…
Поняла Даша, что Полудница одарила Аннушку, и не знает, то ли радоваться, то ли печалиться.
«Не бойся, милая, не сделаю вреда девочке, оберег это», – прошелестело в кроне березы.
– Спасибо, сестрица, – вымолвила Даша.
Легкий ветерок щеки ее коснулся, запахло травами степными.
Повернулась, нагнулась к Аннушке, на руки взяла девчонку, встает, а у нее полоска сжата, и солнце к закату катится.
Вон и свекр едет на лошадке, косил на дальней заимке, за Дашей с Аннушкой едет.
– Да ты что, девка, ополоумела, да ты что, все сжала?
Стоит Даша, ни жива, ни мертва, как сказать, что не сама, ведь камнями забьют, скажут, что с нечистой силой якшается.