– Ну, пойдем в дом, как тебя теперича величать и не знаю… и отвыкла, и вроде неудобно… – неловко улыбалась в темноте хозяйка, хотя и знала, что улыбка, её не видна.
– Зови по имени. Иль забыла? – отвечал он, мягко обхватив её за талию.
Она ласково убрала его руку. Он пошёл в дом.
А она, быстро ступая за ним и закрывая за собой дверь, тихо ответила ему:
– Как можно! Я бы и не смогла тебя забыть, Леонтий, ведь с детства тобой душа болела.
Он остановился и обернулся на неё. Елизавета опустила глаза, но всё же продолжила:
– С энтих пор, как мы тогда расстались, я и слуху о тебе не имела. Думала, что ты с казаками сбежал.
Он тут же почувствовал, как томится его душа, закованная в сильном коренастом теле, как соскучился он по бабьей ласке и словам вот этой самой Елизаветы, которую он три года назад увёз в цветущую степь на глазах у всего хутора и вернул только через два дня. В то время за эту выходку Леонтия старшая сестра Елизаветы Гордеевны Анна Гордеевна выгнала её из дома.
Они вошли в жарко натопленную избу. Приезжий, вошёл в дом, склонив в дверях могучий череп, покрытый черными с проседью кудрями. Из-под крутого крепкого лба он бегло оглядел комнату и, улыбчиво сощурив миндалевидные карие глаза, тяжко блестевшие из глубоких провалов глазниц, поклонился сидевшим на лавке бабам – старухе и молодой девке, работавших у Елизаветы по хозяйству.
– Здорово живёте!
– Слава богу, – сдержанно ответила ему старуха, выжидательно, вопрошающе глянув на Елизавету: «Что это, дескать, ты его привела и какое с ним нужно обхождение?»
– Соберите повечерять, – коротко велела хозяйка, пригласив гостя к столу.
Гость жевал молча, медленно и устало. А после ужина он встал, помолился на образа в запыленных свечах и, проговорил:
– Спасибо за хлеб-соль, Елизавета Гордеевна! Теперь давай с тобой потолкуем.
Старуха с девкой торопливо убрали со стола; и, повинуясь движению бровей хозяйки, ушли в сени.
Она сидела напротив него, безвольная, слегка взволнованная в своей цветастой шали. И один конец шали медленно сполз вниз, оголив мягкое белое плечо Елизаветы. Он искоса, молча посматривал на её плечо, затем на голову, отягощенную глянцевито-черным узлом длинных волос. Были они у нее очень густыми, но всё же мягкими, а возле крохотных ушей по-детски беспокойно и мягко курчавились. Елизавета в упор смотрела на Леонтия своими чёрными глазами, в которых плясал маленький дьявольский огонёк её непокорной казачьей души.