Та жизнь утащила её в сторону, и мы друг друга потеряли. Она от меня ушла, точнее – убежала; всё кончилось как-то глупо и по-пустому. Я только позже сообразил, что, может, она просто не нагулялась тогда, в свои восемнадцать, и по дурости её тянуло на всякие выходки. Но мне и самому-то было немногим больше: всего двадцать – вот и не сумел её удержать.
Ладно – что было, то прошло.
Мы распрощались: я нырнул обратно в метро, она помчалась дальше – готовиться к свадебным делам. Я даже не взял номер её телефона – ни к чему.
Моя жена попала в тяжёлую аварию и теперь, после комы, лежала в хирургическом отделении. Я наведывался к ней каждый день, вот и сейчас летел туда же.
Нужно было подбодрить её и заставить поверить, что она опять встанет на ноги. Врачи высказывались на эту тему осторожно и неоднозначно, но я-то знал наверняка. А если так, она должна была подняться.
Без вариантов!
Он глядел, как сгущался майский сумрак, а за окном проступали звёзды. Пахло весной, и казалось, что-то вот-вот должно было измениться к лучшему.
– По-моему, ты насосался через меру, – сказала она, отодвигаясь на край дивана.
– Нет, всё-таки послушай, – с тупым упрямством пьяного заявил он. – Живём как свиньи, верно? А Володькины песни из дерьмового быта создают ну хотьчто-то, понимаешь ли, высокое. И я его за это люблю. А тебя я не люблю, потому что ты из высокого умеешь сделать дерьмо. Поэтому тебе Володька и не нравится. Он никому не нравится, кто живёт своими крысиными интересами.
– Ты просто на неё чокнулся.
– Это ты его ни хрена не понимаешь!
– Послушай, – сказала она. – Ты всегда был таким интеллигентным мальчиком, вёл себя как паинька и не перебивал старших. То, что твои стихи не публикуют, вовсе не значит, что перед нами непризнанный гений. Может, ты просто бездарность, я не знаю, потому что в стихах не разбираюсь! Но пьяный ты ещё ни разу сюда не заявлялся и так пакостно себя не вёл.
– Потому что ты поливаешь Володьку помоями, а он действительно гений!
– Он просто фигляр, если хочешь знать. Тянется якобы к высокому, а в жизни обычная скотина. Да и в песнях своих тоже…
– Сволочь!
Она не успела договорить последнюю фразу, как он что-то невнятно прохрипел и в ярости бросился на неё. Лёгкая юбка сухо треснула, и спустя короткое мгновение он уже насел сверху так, что голова её зажата была валиком дивана, а ноги оказались у него на плечах. Он вошёл в неё сразу и за пять секунд доверху переполнил своим горячим, так что она даже звука издать не успела – охнула и всё. Потом, оглядевшись, она увидела себя на диване и его, застёгивающего брюки.