Листья на ветру - страница 4

Мы стали играть. Кажется, прошло не больше десяти минут, как мы забили первый гол и остановились, пораженные случившимся. Мы стояли, глазея на растерянных соперников, и вдруг пошел дождь. Это было невероятно. «Волки» пошли в атаку, мы стали защищаться, но этот дождь, он как-то странно действовал на нервы, никогда раньше мы не играли в дождь, я бы даже сказал, у нас не было ни одного поражения в дождь, и мы двинулись в контратаку и забили второй гол. Я не могу объяснить, что вдруг с нами сделалось, мы кричали, обнимались, упиваясь своей победой, мы как-то выросли в собственных глазах и не были уже ни толстыми, ни неуклюжими, ни маленького роста, мы были хитрыми, коварными и быстрыми, мы стали быстро перестраиваться, обходить «волков» и забили третий гол. Наверное, мне никогда не забыть этой игры под проливным дождем. Мы выиграли со счетом 7:0, это был самый невероятный матч в моей жизни. Мы выиграли в первый и в последний раз, больше те мальчишки в наш поселок не приезжали играть ни разу.

После матча мы шли, обнявшись, по улицам поселка и горланили песню своей команды. Люди высовывались из окон, и, увидев нас, грязных, мокрых и безумных от счастья, кричали: «Ну наконец-то, медведи!» Мы махали им сорванными футболками, как флагами, и кричали: «Ура!», как будто возвращались не с матча, а с войны.Мы были героями, мы отвоевали свой поселок, это была наша земля.

3

– Какой же ты смешной, – сказала тетя, когда я вернулся домой. – Подумаешь, какой-то матч. Это же всего лишь игра.

– Нет, это была битва.

– Воин, ты знаешь который час? Ты весь грязный, сейчас будет звонить твоя мать, и если ты покажешься ей в таком виде…

Тетя не договорила и погрозила пальцем, как будто в этом случае меня ждала страшная кара.

Мама звонила обычно в девять часов вечера. Сначала она разговаривала со мной, потом с бабушкой и очень редко с тетей. Она с папой работала в Москве вот уже семь лет, и виделись мы только по праздникам. Сначала родители попеременно приезжали, как только у каждого из них был отпуск, затем эти приезды стали реже: только на новогодние каникулы и на мой день рождения. Но звонили они через день. Помнится, я очень скучал по ним в первые полгода, но затем привык и уже не мог представить свою жизнь рядом с ними. Они стали как-то отдаляться от меня, смешно, но временами я уже начинал как-то неловко чувствовать себя при разговоре с ними и, когда я думал, что через год мне придется поехать в Москву и жить там, так как маме хотелось, чтобы я непременно учился в Москве, мне становилось тоскливо. Да и как жить втроем в однокомнатной квартире? Я был у них пару раз и я не могу сказать, чтобы мне понравился район, в котором они жили, их съемная квартира. Я помню, мы гуляли по Москве, было пасмурно, моросил мелкий дождь, но мы все равно поехали в Третьяковку, я очень устал, продрог и был голоден, когда мы вернулись, я упал на свою раскладушку и проспал весь вечер. Я не знаю, какие возможности мама видела для меня в этом городе. Она говорила, что у меня нет честолюбия, нет стремления вырваться из рутины, я не понимал этого слова. Для меня мой поселок был огромным и интересным миром и пусть я был знаком лишь с сотней его жителей, но это были все необычные люди. «Неужели тебе там не скучно?» – спрашивала мама. Мне не было скучно. По воскресеньям я подолгу ездил верхом на лошади – не было такой тропы в нашем лесу, по которой мы не прошли бы вместе с ней неспешным шагом, – ловил карасей в озере, неподалеку от заброшенной деревни, собирал грибы, а наша игра в футбол летом и в хоккей зимой? Кроме того, иногда, не чаще одного раза в месяц, мы ездили с ребятами в областной центр и гуляли по огромному торговому центру. Обычно обо всех своих приключениях я рассказывал тёте вечером за чаем. Она пила чай только с вареньем, и, когда я рассказывал, сколько проехал в этот день верхом, она слушала, широко раскрыв карие глаза и, наконец, вздыхала: «Ах, если бы я была мальчишкой!» Она брала с меня клятву, что я научу её рыбачить и различать грибы, но вообще-то её никуда нельзя было вытянуть дальше музея-усадьбы. Все, что было дальше старого парка, внушало ей какой-то трепетный ужас, казалось непроходимыми дебрями, в которых любого подстерегает множество опасностей. Весь мир был для неё сосредоточен в музее. Я думаю, она любила его гораздо больше, чем нашу старую квартиру на втором этаже кирпичного двухэтажного дома. Ей нравилось представлять себе, что этот большой уютный дом принадлежит ей и часто, когда приходила Света, она просила её сыграть на старом рояле какой-нибудь романс или вальс. И, когда медленные грустные звуки разносились по этому пустому, но ярко освещенному по вечерам дому, казалось он оживал, и лицо тети становилось другим, еще красивее и приветливее. Нет, она бы тоже не уехала из нашего поселка, она меня понимала.