Тем временем вокруг кипела
жизнь. Егеря, сняв сапоги и закатав панталоны до колен, заходили в
реку, умывались, пили, наполняли чистой влагой манерки, ведра и
котелки. Занимались они этим ниже по течению, и я оценил их
деликатность – не стали пускать муть на барина. Скоро река и берег
опустели – егеря потянулись к стоянке. Пора и мне. Нужно осмотреть
раненых, пожевать, чего дадут, а потом… Дальше меня ждал неприятный
разговор с капитаном, и я, как мог, оттягивал его. Что сказать
Спешневу? Человек он глазастый и жизнью битый. На вид лет сорока.
Если учесть, что дворяне на службу идут юнцами, то армейскую лямку
капитан тянет не одно десятилетие. Такого на кривой козе объедешь.
Наверняка воевал – Россия начало 19 века провела в сплошных войнах.
Шведы, французы, турки… С последними перед вторжением Наполеона
едва успели заключить мир, иначе имели бы два фронта – западе и
юге.
Выйдя на берег, я отряхнул
панталоны от пыли, а вот рубаху и кальсоны решил простирнуть.
Вернулся в реку, прополоскал, отжал. Бросив влажное белье на плечо,
вышел из воды и натянул панталоны. Подобрал сумку, и двинулся по
дороге к стоянке. Шагалось легко. Вокруг расстилался заросший
высокой травой луг, летали бабочки и стрекотали кузнечики.
Благодать. Со стороны лагеря шума не доносилось, его, видимо,
отсекал высокий берег поймы. Не было видно и дыма костров, хотя их
зажгли наверняка. То ли хворост собрали сухой, то ли деревья
рассеивали дым. Впечатление, что я один-одиношенек на лугу. На миг
стало страшно: а вдруг егеря ушли, бросив меня здесь? И вот что в
таком случае делать? Пропаду. Мотнув головой, я отогнал глупую
мысль. Не бросят. На дороге, беспамятного, подобрали, а уж
теперь…
С правой стороны донесся
топот копыт. Я повернул голову. Огибая высокий берег поймы
наперерез мне скакали три всадника. Я присмотрелся. Голубые мундиры
с серебряной шнуровкой на груди, кивера с султанами, на левом плече
– такие же голубые куртки. «Гусары, одеты в доломаны и ментики», –
подсказала память. А еще вспомнилось: скачущий ко мне от дороги
всадник, выхватывающий саблю. На нем был такой же голубой мундир.
Французы!
Отбросив белье и сумку, я, что есть сил, рванул по дороге.
Французы заметили это, закричали и пришпорили лошадей. Скакавший
впереди, выхватил саблю и выбросил ее вперед на вытянутой руке. Я
несся во все лопатки, боковым зрением не выпуская всадников из
виду. Расстояние между нами стремительно сокращалась, и я наддал.
Не знаю, откуда взялись силы, но я взлетел по склону будто
пришпоренный жеребец на скачках. Отчетливо слыша за спиной топот
копыт и крики преследователей, я вынесся на поляну и метнулся к
ближней пирамиде из составленных ружей. Схватил ближнее и, молясь,
чтобы ружье оказалось заряженным, оттянул тугой курок. Тем временем
первый гусар уже показался на поляне. Махая саблей, он скакал ко
мне. Я вскинул ружье к плечу и навел кончик ствола на всадника.
Ловить глазом мушку не было времени. Нажал на спуск.