– Найду, – пообещала она.
– Значит, горшочек меда. Небольшой, –
я показал руками. – Чуток березового дегтя и ложку – из тех, какую
не жалко. Оловянную, к примеру. Все.
Я нырнул в баню. Там было сумрачно,
влажно и жарко. Париться я не стал. Во-первых, с раной на голове
чревато, во-вторых, не люблю. Вот такой я нетипичный русский. Им
положено любить баню, водку, гармонь и лосося. Или воблу, если
лосось не вписывается в бюджет. Зачерпнув из вмурованного в печку
чугунного котла черпаком горячей воды, я влил ее в деревянную
шайку, куда предварительно плеснул холодной из ведра. Попробовал
пальцами – нормально. Мыло и мочало нашлось на лавке. Мылся я, не
спеша, с удовольствием. Отдраив до скрипа кожу, ополоснулся и вышел
в предбанник. Там обнаружился Спешнев, уже одетый, но только в
рубаху. Он сидел за столом, которого ранее не наблюдалось, и стол
этот не был пуст. Закуски на серебряных блюдах, нарезанный хлеб,
штоф зеленого стекла, чарки.
– С легким паром, Платон Сергеевич! –
поприветствовал меня штабс-капитан. – Одевайтесь и составьте
компанию. Закусим перед ужином.
– Сначала посмотрим вашу рану, –
сказал я, беря с лавки холщовое полотенце. – Мои сумки, мед и
деготь принесли?
– Под лавкой! – указал Спешнев.
Накинув на себя нижнюю рубаху и
натянув кальсоны, я достал из-под лавки горшочек с плошкой и
склонился над ними. То, что нужно, ложку тоже не забыли. Зачерпнув
ею деготь из плошки, я плюхнул его в горшочек с медом и тщательно
размешал. Затем вытащил из саквы бинты и салфетки – запасся ими в
деревне. Купил у крестьян полотна и нарезал ножницами.
Бинт на ноге Спешнева промок от воды
и крови. Я снял его и бросил на пол – постирают. Здесь это вещи
многоразового пользования. Рана у штабс-капитана кровила –
натрудил, а попавшая на нее вода размыла засохшую корку. Я
промокнул кровь салфеткой, плеснул на другую водки из штофа и
обработал кожу вокруг пулевого отверстия. Подживает, хотя ходить
Спешневу пока рано. Затем плюхнул на салфетку приготовленной мной
мази, наложил на рану и забинтовал. Затем занялся собой. Бинтовать
голову не стал – шов не кровил, просто намазал его мазью и налепил
поверх полоску полотна – эдакий пластырь. Все это время
штабс-капитан с любопытством наблюдал за моими манипуляциями.
– Ловко у вас выходит, Платон
Сергеевич! – сказал по завершению. – Графиню, как понимаю,
вылечили?