Присев за свой стол, я решила отвлечься от необъяснимых звуков. Волнуясь, еще раз просмотрела лист назначений, не пропустить бы чего-нибудь. Смотрю в монитор, но что-то начинает притягивать мой взгляд и заставляет меня смотреть в противоположный угол. Я остолбенела, увидев ЕГО снова. ОН сидит в другом конце палаты и наблюдает за мной. Это было теперь так ясно для меня. Это и есть тот самый крупный мужчина, который, вероятно стоял за моей спиной и глубоко дышал. На минуту закрыла лицо руками. Мое необъяснимое состояние вызывает истерику. Я оказалась неготовой и страшно уязвимой в такой ситуации. В отчаянии посмотрела вокруг – не удаться ли где-нибудь спрятаться?
Прислушалась: ни звука. К тому же ОН исчез.
Снова вернула взгляд на монитор: надо еще раз перепроверить назначения. Вроде всё выполняю по схеме, успокоила я себя. Теперь уж отражение того мужчины вижу в мониторе, как будто из-за моей спины пытается мне что-то сказать. Я судорожно оглядела палату, посмотрела на больного, никого нет, кроме него. Он находится на аппарате. Никаких лишних звуков, лишь слабо слышна работа ИВЛ.
– Или мне померещилось? – спросила я себя. Где ОН, кто ОН, что ОН такое..?
Мне стало страшно оставаться в этой палате. Вспомнила, как в детстве, когда мне было страшно, я звала отца: «Папочка, папочка, спаси меня!». Хотелось закричать, но взяла себя в руки.
– Нэнси, говорю я себе, успокойся. Иначе коллеги подумают, что я параноик.
От эмоционального напряжения начала болеть голова.
Медсестры и доктора в отделении интенсивной терапии работают в тесном контакте между собой. Всегда есть связь друг с другом. Это обусловлено спецификой работы, это, как одна команда, «играющая в футбол», у всех общая цель – забить мяч в одни ворота.
Я сварю кофе и съем что-нибудь из сладкого, решила я.
Вошла в комнату персонала, не желая оставлять пациента одного надолго, но мне бы ещё несколько минут, чтобы прийти в себя.
– Привет, Нэнси! – весело сказал дежурный доктор. Он тоже готовил себе кофе
–Я только что проверил карту лечения твоего пациента, добавил ещё одно внутривенное вливание раствора Лактата Рингера, желательно дать ему это через два часа. Хорошо?
– Хорошо, – ответила я. Сама думала о пережитом рядом со своим пациентом.
Глядя на доктора, я подумала, стоит ли мне рассказать, что произошло?