Сквозь застившие глаза слезы Майя углядела родной дом, окутанный в бликах солнца, и, очарованная, застыла от волнения. Как бы ей хотелось остановить это мгновение, чтобы навсегда сохранить увиденное в памяти и сердце. В этот миг она еще не знала, что это чудесное видение, как мираж в пустыне, будет преследовать ее до конца жизни. Утренний летний ветерок, словно поддакивая и подталкивая к действиям, ретиво разметал ее волосы и разноцветье лепестков на поляне. Отряхнув подол платья, будто отмахнувшись от навязчивых мыслей, Майя решительно зашагала к дому.
– Эдьиий[1], мы уезжаем, – с порога выпалила она.
Задорно крутившаяся в воздушной молочной пене деревянная мутовка в руках молодой женщины, склоненной над большим кытыйа[2] с кюерчэхом[3], неподвижно застыла в воздухе. Обернувшись, Саргылаана вопросительно глянула на сестру:
– Куда?..
– Сабдулла зовет с собой… в Ташкент… он уезжает… навсегда, – с каждым выдохом решительность и уверенность Майи покидали ее, наполняя растерянностью и испугом.
– А как же дети, Майя?! У тебя их четверо, мал мала меньше. Какой Ташкент?! Одумайся! Сабдулла сегодня есть, завтра – нет. Сколько их было да уплыло?.. Вон, старшие твои, как сиротинки, мыкаются по родне. Папа их совсем забросил. Конечно, у него теперь своя семья, другие дети. А где твой нуучча[4] Никола, отец малышей, тоже исчез в неизвестном направлении – ищи теперь ветра-пройдоху в поле! – Саргылаана, сдерживая срывающийся крик отчаяния, как ужаленная пчелой, заметалась по кухне и резко остановилась перед старинным резным шкафом. – Были бы живы родители, ты бы послушалась их, Маайыс?
– Нет мне здесь жизни, сама знаешь… Осуждают. Обсуждают. Хочу счастья! – обессиленно рухнув на стул, Майя затряслась в безмолвном плаче.
«Оо дьэ[5], бедная моя! А как я хочу тебе счастья! Зря я лишнего наговорила. Был бы жив твой Нюргун, как сложилась бы ваша жизнь? Как он любил тебя! Каким славным отцом был бы… Счастье будто с рождения тебя стороной обходит. Мама подарила тебя нам, а сама ушла из жизни. Видать, судьба твоя такая… Я, как могла, старалась заменить тебе мать. Наряжала бусинками шиповника. Откуда ж мне было знать, что жизнь твоя будет усеяна не цветами его, а шипами», – боль и жалость кольнули ее сердце. Не везет в жизни их младшей сестре Маайыс.