– О, русский… Лублу тье-бя, лублу…
Это была негритянка, француженка Элен, лишь три года назад перебравшаяся в Лион из Сенегала, и недавно прибывшая в Россию. Фигурой Элен выделялась, и многие смотрели на нее с восхищением. На теплоходе работала она танцовщицей, неделю маялась танцами, и какая была ей в этом радость, я не понимал. Пробыла она у меня до утра. На прощание поцеловала и ушла, сказав кое-как по-русски, что вернется еще. А во мне будто что-то взорвалось. И играл я по-иному, и теперь смеялся вместе со всеми, когда «важному человеку» хотелось, чтобы кто-нибудь из оркестра разделся догола и бросился в воду.
А Элен приходила ко мне каждую ночь. Было стыдно, в основном оттого, что в свете дня я плохо узнавал ее ночную, а помнил лишь легкую тень, шмыгающую в дверь моей каюты, бурный запах ее разгоряченного тела, жаркие объятия и поцелуи…
Спустя неделю контракт мой закончился. Мне заплатили, и последние три дня круиза я доживал пассажиром, не играя больше на палубе в клоунском фраке, не заискивая перед «важным человеком». Из прежней каюты меня выселили, но ноги приводили меня по привычке туда, где жил я до этого. Подолгу стоял я перед дверью в каюту, занятую теперь кем-то другим. Ожидая Элен, в которую успел влюбиться, думал, как скажу ей о том, что мучило меня все эти дни, что непременно женюсь на ней, ради ее жаркой любви…
Элен ко мне не приходила, и лишь в последний день, когда до пристани оставалось ходу не более десяти минут, спустился я к своей бывшей каюте. Постоял перед ней, думая о чернокожей красавице, и вдруг, не владея собой, распахнул дверь, а она, к несчастью, оказалась не заперта. Внутри было темно и, казалось, безжизненно, если бы не жаркие слова Элен:
– Лублу, русский, лублу…
Десять минут спустя я сошел на пристани.
Она пряталась за углом панельной пятиэтажки, нервно курила и время от времени опасливо выглядывала на улицу, сильно вытягивая шею. Я шел мимо, торопясь на встречу, но, проходя рядом с нею, не мог удержаться и сбавил шаг. Обернувшись, она тоже заметила и будто бы выделила меня среди прохожих, и словно ждала, когда я подойду ближе.
– Молодой человек, – жалобно-тоненьким, дрожаще-скрипучим голоском, но в то же время с нескрываемым вызовом, окликнула она меня. – Помогите, пожалуйста. Мне за дочкой пройти надо, а эти не пускают.