Ее взгляд вновь выскочил на улицу, прошелся вдоль пятиэтажек, достиг перекрестка с мигающим светофором и замер на трех изжеванных фигурках плохо одетых и явно нетрезвых парней, ежившихся от ветра, щелкающих семечки и о чем-то переговаривающихся.
– Но каким образом?… – опешил я, немало удивленный ее неожиданной просьбой.
– У вас вид солидный и папка в руках, – с уважением и значимостью сказала она. – Они подумают, что вы из милиции и убегут. Просто пройдите рядом со мной этот квартал. А дальше я сама…
Ее взгляд был полон мольбы, выщипанные дуги темно-подведенных бровей сломались, и мне показалось, что она вот-вот заплачет. И вся миниатюрная, худенькая фигурка ее располагала к этой мысли: жалости добавляли и зябко подрагивающие плечи, остро торчащие из-под легкой, не по погоде надетой вязаной кофточке; и узкие, прозрачные, с тоненькими синими прожилками кисти рук, сцепившиеся в мертвый узел у груди; и с сожалением, украдкой отброшенная в сторону недокуренная дешевенькая сигаретка.
– Хорошо, идемте…
Она выскочила на тротуар и побежала впереди меня, все приговаривая: «Вот увидите, как они испугаются!». И словно в подтверждение ее слов, парни забеспокоились, как по команде повернули головы в нашу сторону и быстренько засеменили прочь от перекрестка, изредка оглядываясь и ускоряя шаг, пока не скрылись за одним из ближайших домов. Когда мы достигли того места, где минутой раньше стояли они, их уже нигде не было видно.
– Тут недалеко, через квартал, мне дочку забрать надо, – совсем другим голосом: легким, со сквозящей в нем радостью, будто скинув с себя тяжелый груз, сказала девушка. – Проводите уж меня.
И сам не зная почему, я пошел с нею. Она привела меня в чью-то квартиру, даже входная дверь которой выдавала, что за люди живут там. С порога в лицо дохнуло густым смрадом, смесью самодельного спиртного и зловония нечистот. Тусклый свет сочился из кухни сквозь закрытую дверь с выбитым стеклом, в прихожей было темновато. Ткнувшись сослепу в переполненную вешалку, я остановился тут же, не решаясь пройти в комнату, где исчезла уже моя спутница. До меня доносился ее восторженный голос, рассказывающий обо мне, и чьи-то глухие, пьяные, одобрительные выкрики. Потом в дверном проеме комнаты вдруг возникла взлохмаченная голова, внимательно посмотрела на меня и снова исчезла за дверью.