В итоге разочаровались и огорчились
обе стороны – что финская, что советская. Но СССР подтянул
дополнительные силы, на фронт прибыла серьезная артиллерия и
оборонительная полоса оказалась пробита. Теперь – в марте – видно
было, что финская военщина на ладан дышит, теряя позиции и
откатываясь, чем дальше, тем быстрее. Крах всей этой шюцкоровской
наглости был очевиден по всем признакам.
И вдвойне обидно в самом конце войны
словить пулю!
– «Кукушка», сука! – услышал
лейтенант голос бойца справа.
– Ничо, мы уже в кустах, тут ему не
видать! – отозвался слева другой.
– Тащ лейтнант, живы?
Берестов попытался сказать, что жив,
– и удивился. Не получалось даже рот раскрыть! Потянулся рукой в
перчатке – и опять ничего не понял. Стянул перчатку, пальцами
осторожно стал ощупывать лицо… Сам себя не узнал – вместо
свежевыбритых щек какая-то неровная подушка, мокрая, липкая,
вздутая и с острыми какими-то зазубринами и выступами, торчащими
совсем неуместно и непонятно. Никаких острых предметов раньше на
щеках не было! Откуда взялись-то???
Разум категорически не хотел понимать
и принимать крайне неприятную правду, допустил только одну куцую
мыслишку: «Меня ранило!»
И тут накатила такая ослепительная
рвущая боль, что стало ему ни до чего. В придачу пришлось
корячиться, заваливаясь набок, – оказалось, что не вздохнуть, на
спине лежа. Слезы потекли градом, ручьями, но не до стыда было,
потому как боль, лютая, ранее никогда не испытанная заполнила и
сознание и разум. И дышать было нечем.
В медсанбат раненого привезли почти в
бессознательном состоянии, уложив на живот и подложив под грудь и
лоб скатки шинелей. Врач на сортировке тут же отправил его на стол,
вид у щеголеватого молодого командира был страшноватый – пуля
наискось пробила ему рот, войдя в верхнюю челюсть, разнеся ее, и
вывернув ком мяса с дроблеными костями из нижней. Щеки у Берестова
не было, только какие-то нищенские лохмотья свисали.
Первичную обработку раны сделали, как
могли, но тут без ЛОР-врача и стоматолога было никак не обойтись –
косточки из разбитой верхней челюсти и осколки зубов щедро
нашпиговали язык и нёбо, и из-за массивного кровотечения очистить
все слепые раневые ходы было невозможно в полевых условиях. Да и
сложить переломанные кости челюстей было в полевых условиях тоже –
никак.