Покорно, словно с капризным ребенком
уставшая мать, Потапова снова взялась за осмотр лежащей рядом
медсестры. Глянула на свои окровавившиеся пальцы. Посмотрела с
явным сочувствием на мужа убитой и, зачем-то задрав подол халата
покойницы, монотонным голосом сказала:
– Она стояла, наклонившись, Дмитрий
Николаевич, осколок попал ей в промежность. Думаю, что пробил до
сердца. Она была убита раньше, чем упала на землю, можете мне
поверить. Потому кровотечения практически не было. А вы не заметили
раны сразу. Сожалею.
Берестов очумело смотрел – и не
понимал, что она говорит. Да и слышно было плохо – самолеты по
головам ходили, и пальба не прекращалась ни на минуту.
Так и не понял.
И не понял – как он оказался на
другой стороне поляны. Словно провалился. Ничего не мог вспомнить.
Только что-то по колену било при каждом шаге. Остановился,
посмотрел – «наган» болтается на ремешке. Глянул автоматически –
все патроны расстреляны. Также привычно, как тренировался, выбил
шомполом пустые гильзы, вставил патроны из кармашка, сунул оружие в
кобуру.
Показалось, что времени прошло много.
И дым уже развеялся, и самолеты куда-то делись. Ему теперь
оставалось понять, где он находится, – и что дальше-то делать?
Состояние было словно после наркоза и операции – слабый как
пришибленная мышь, словно в холодном поту искупался. Даже и знобило
чуток. Голова как чугунная. Зато ноги деревянные, не гнутся.
Надо найти медсанбат свой. Там жена.
Надо найти.
[1] Здесь и далее использованы стихи
поэта-фронтовика В.Шефнера.
На секунду отвлеклась – а увечного
начштаба как ветром сдуло, видно перемкнуло от горя в простреленной
голове, шарики за ролики заскочили. И дальше-то что делать?
От бомбежки терапевт слегка оглохла и
очумела, потому соображала с трудом. Что делать – совершенно
непонятно, такому не то, что не учили, даже и не заговаривали
никогда, а теперь с поляны, где совсем недавно гордо стоял
медсанбат, пер волнами вонючий дым. И кричали люди, которым было
очень больно.
Потапова встряхнулась, взяла себя в
руки и зашагала, держась как можно более уверенно, назад, туда, где
была ее госпитальная палатка. И тут же, ойкнув совершенно
по-детски, бросилась на землю, стараясь вжаться в нее всем телом,
потому что прямо на голову, завывая обвальным ревом мотора и
пулеметов, рухнул самолет, когда совсем уже с жизнью простилась,
чужая машина прекратила пальбу, зарычала, уже удаляясь, и тут же на
ее место свалилась другая. Хотя доктор крепко-крепко зажмурилась и
заткнула уши, рев чужой силы наверху буквально тряс ее тело и
вытряхивал душу. Нелепо поползла прочь, пока не уперлась головой во
что-то твердое, но некоторое время все еще бесполезно сучила
ногами, сдирая подметками лесной мох, словно дурковатая и упрямая
черепаха. Замерла в паническом ужасе.