– Ладно, придется возвращаться, может
наши еще работают, хотя там тоже та еще нахлобучка с утра. Майер,
давай спроси этого красавца – кто, откуда и чего тут делали? Свежие
прибыли, или из вчерашней дивизии?
Неотличимый от других танкошлем бойко
затарахтел по-немецки. Берестов разобрал ясно «Рот-фронт» и
«камарад». Пленный еще больше удивился и что-то ответил такое, что
Майер заметно покраснел, хотя за грязном от пыли и копоти лице это
и должно было бы и не видно.
– О чем он? – нетерпеливо осведомился
лейтенант без фамилии. Должен бы по уму представиться, а что-то не
стал, но Берестову на это было плевать, если честно.
– Говорит, что все мы будем
уничтожены. Если мы вернем его обратно в часть, то он постарается,
чтобы нам оставили жизнь. Но не гарантирует, хотя – постарается.
Обещает, – озадаченно откликнулся Майер.
А старлей, на которого навалилась
совершенно чудовищная, свинцовая усталость, неожиданно для себя
подумал, что немец этот пленный сейчас чертовски похож на
удивленного барана, с которым заговорила трава. А он ее как раз
собрался есть. Не должна говорить в принципе – а вот, поди ж ты!
Вот баран и обалдел.
Немец захлопал телячьими ресницами и
убежденно проговорил еще что-то.
– Сопротивление бесполезно, русские
войска разгромлены, а немцы уже победили, – перевел Майер немного
растерянно, потом попытался в чем-то убедить собеседника. Тот
удивился еще больше. И это было совершенно непонятно, лучше бы этот
пленный нагло ухмылялся.
И странно было, что шлемофоны только
загалдели в ответ, а Головин даже кукиш показал. Берестов и сам
ситуацию не понимал – почему так? Ведь немец этот явно не буржуй,
видно даже по мозолистым лапам – то ли рабочий, то ли крестьянин,
должен поэтому проявлять классовые инстинкты и перейти на сторону
страны победившего труда. А тут – такое. И ведь убежденно
говорит-то. Уверенно. Как о хорошо известном и проверенном.
Майер опять залопотал по-немецки,
пленный вытаращился на него совершенно изумленно. Сказал что-то,
как плюнул. И еще добавил что-то, отчего Майер заалел пунцовым
цветом до кончиков ушей.
– Ладно, что этот тип болтает? –
сказал командир-танкист?
– Матерится, – коротко информировал
Майер.
Пленный понял видно, что его словесы
пропадают зря, и добавил для понятности:
– Сталин – капут, рус – капут!
Йоптвамат!