могла бы, выступая в шапито —
под дробь литавр и публики восторг.
И всё-таки: «Убила-то к чему?» —
поймал ответный взгляд, и стало зябко.
«На той неделе заколол, гад, бабку,
проклятием грозившую ему.
Попить бы, дяди, и поесть немножко, —
произнесла она, садясь на лапник,
лежавший у огня, – в мою тюрьму
уж пару дней ни капли и ни крошки
не приносили. Думала – финал.
И тут спасибо – рыцарь разыскал».
Сжевав в охотку несколько галет,
для мягкости размоченных в настое
походных трав, девица суть историй
своих пыталась описать, но – нет:
спасённую внезапно сном сморило.
Решил уж не будить, да и настроя
особенного не было. На свет
из штольни вышел. Общая могила
разбойников чернела на снегу —
их закопали голыми в логу.
День разгорался. Привели коней.
Водой с золою узница бандитов
отмыла кое-как чело, ланиты
и даже локоны – не до корней.
А гребня не имелось, пряди вольно
висели нерасчёсанными. «Квиты! —
так обратилась девушка ко мне. —
Смотрю, лицо твоё знакомо больно.
Теперь же вижу, экого орла
в обитель в ноябре приволокла».
«И это… Вы?!» – я растерялся так,
что хохотом объяло пол-отряда.
Потом, уняв смущенье и досаду,
готовиться к отправке подал знак.
Приблизившись к спасительнице юной
и цепенея будто, буркнул: «Ладно.
Расскажете попозже, что да как.
Себе возьмёте белую мою Вы —
она спокойней. Сам на том гнедом
поеду рядом. Далеко Ваш дом?»
«Не близко – возле моря. Среди дюн
упрятана за соснами избушка,
где жили мы с покойницей-старушкой,
пока округой правивший тиун
не объявил семейкой колдовскою.
Тогда бежали, бережа друг дружку
и бесприютно маясь много лун.
Бродяжили. Попались тем изгоям,
что мёртвыми валяются теперь,
как и их главный – настоящий зверь».
В пути мы говорили. Обо всём.
Сюжеты, темы, смыслы вереницей
менялись. Жизнь обоих, как страницы,
листали. И я чувствовал, несёт
нас вместе словно в чудо запределья,
которое обычно в детстве снится.
Где, взвившись выше крепостей и сёл,
стремительно скользишь вперёд без цели,
а пробуждаясь, веришь, что полёт
и наяву вот-вот произойдёт.
Горя смятеньем, смог сказать ей «ты».
Впервые. Наконец-то. Эта робость
тебя смешила. Но во мне боролось
с рассудком осознанье красоты,
ворвавшейся в судьбу. Прикосновенья
случайные рождали в сердце проблеск,
да больше – пламя сущее мечты,
влекущей в завтра из вчерашней тени.
Так в жаре долгожданного костра