Глава 4. Бекки. То, что скрыто
Я показываю отражению язык, забрызгиваю его жидкостью для чистки стёкол и остервенело растираю её тряпкой. По сути, я чищу чистое зеркало. Тут вообще стерильно, как в больнице, и моя уборка погоды не делает – мне просто хочется угодить Митчеллу.
Я так сильно нажимаю на зеркало, что оно щёлкает и отходит в сторону. Я в ужасе отшатываюсь, подумав, что опять что-то сломала. К своему удивлению, понимаю, что это не просто зеркало, а шкаф с зеркальной дверкой. На нижней полке, той, до которой я достаю, ничего необычного: бритвенные принадлежности, дезодорант… А вот верхняя вводит в ступор. Там целая батарея оранжевых баночек с лекарствами. Невежливо, конечно, рыться в его вещах, но ведь Митчелл не запрещал мне заглядывать в шкафчик.
Я встаю на бортик ванны, снимаю баночки по одной и выставляю на раковине. Читаю названия по слогам: "Агомелатин", "Тразодон", "Прозак", "Валиум". На одной из потертых этикеток можно разобрать имя: Митчелл Блейк. Теперь я знаю, как его зовут.
Я пересчитываю баночки. Их ровно восемь. Он болеет. Или болел. Лекарства выписаны так давно, что у некоторых уже вышел срок годности.
Когда я заболевала, меня лечили горячими травяными отварами. В реалиях семнадцатого века лекарств не было – их как бы не изобрели. Наш дом сильно продувался зимой, и в детстве я болела больше всех. Однажды меня лихорадило так сильно, что я провела добрых пару недель в бреду. Когда мне удавалось на пару минут вцепиться в реальность и разлепить припухшие веки, я видела кого-то из родителей, стоящим у кровати на коленях и молящимся.
– Ей нужен доктор! – говорит мать в горячечных воспоминаниях.
– Господь – наш доктор, и если он призовёт девочку к себе, то так тому и быть!
– Ты не хочешь ей помочь, потому что Ребекка – не твоя дочь! – шепот матери такой горький и язвительный.
Перед тем как снова провалиться в бред, я, наконец, понимаю, почему отец всегда называет меня «девочка».
Мне удалось пережить лихорадку, но с того момента жизнь стала еще хуже. Мой отец мне чужой. Вот почему я единственная из всей семьи блондинка со светлыми глазами. Моя мать – вовсе не добрая католичка, а прелюбодейка-грешница. Этим людям было всё равно, умру я или нет.