– Пошли уж, – беру его под локоть. – Не распинайся.
– Ну а что ты сам начинаешь? – продолжает возмущаться Голик. Но идет в ногу. Куда денется.
Вот так мы и живем.
– Дорогие мои! Родные! – восторженно начинает директор.
«Понятно, – думаю я. – На этом можно уже и кончать».
– Сегодня в нашем доме удивительное… я бы даже сказал – знаменательное событие! – повышает децибелы директор, чтобы перекрыть общий рев.
«Давай-давай, старайся! – я закатываю глаза. – Мы все внимание, дорогой ты наш Лох Валерьевич!»
Потом гляжу, а другие-то, оказывается, и правда внемлют! Смотрят на него и орут. Кто-то еще и слушает.
Долбачье…
– Благодаря нашему любимому партнеру, другу и спонсору, – продолжает чирикать директор, заискивающе поглядывая на лысого, – мы можем открыто и торжественно заявить: начало положено!
«Начало конца», – думаю я с назревающей тоской.
– Ты чего? – толкает меня в бок Голик. – Слушай давай!
– Да… – я усиленно моргаю. – Зевота напала.
– Думаешь, зря они это? – Голик нервно мнет колено.
Я изображаю недопонимание.
– Что – это?
– Что-что! – психует Голенький и разводит, как бог, руками. – Затеяли это все. Совместножительство.
– Я с этой жить не буду! Сказал же.
– Не будешь? – голосу Голика начинает отдавать писком.
Конечно буду. А куда я денусь? Не назад же мне возвращаться.
Но Голику все равно не признаюсь. Пусть попереживает. Мог бы и поменяться вообще!
Я же с ним обедом меняюсь, когда перченое дают.
ТАИСИЯ ПАВЛОВНА
Комната хорошая. Со шкафом. А я волновалась – какая будет. Думала, хуже моей.
Но эта почти такая же. Только вместо берез на картине ели.
Смешно даже. Картина в том же углу висит. В правом. Я сижу и смотрю на нее, как будто между нами магнит. Что-то пытаюсь понять. Про нас и про них. Получается, мы одинаковые?
Вот их дом. А там наш. С картинами в правом углу.
Здесь и обои как у нас пахнут. Совсем одинаково. Я три раза понюхала, чтобы понять. И догадалась!
Картины – это просто игра такая.
ПЕТРОВИЧ
Совместножительство! Нет, Голику и правда книгу пора писать. Такое придумать!
Хотя – а как еще это назвать?
Я бы маразмом назвал. Старых и малых под одной крышей селить – это только идиоты могли такое придумать. Совместножительство. Тьфу ты!
Я Голику сказал: ты давай поплачь еще! На эти его лобызания.
Он как узнал, что я остаюсь, – сразу кинулся. Не с утеса хотя бы, и то хорошо. Обниматься!