– Это так важно? – крайне недовольно уточнил Оддин. – Ты вообще меня слышал? Кровожадный душегуб, возможно, разгуливает по улицам твоего города. А все, что тебя волнует – смазливое личико моей прачки?
Будто не услышав отповеди, Ковин спросил, прожигая Элейн взглядом:
– Как тебя зовут?
– Бенни, – ответила она, а затем, мило улыбнувшись, уточнила: – Могу и правда вам что-нибудь постирать.
О, она видела, что Ковин не понял ее тонкого намека, но будто бы почувствовал угрозу. Его глаза подозрительно сузились. Оддин тем временем настойчиво продолжил, будто пытаясь заглушить Элейн:
– Я не имею доступа к делам местной полиции, но, если ты услышишь об убийствах, где на телах жертв обнаруживается рисунок с непонятными символами, дай мне знать. Это может быть мой убийца. Я еще несколько дней буду в городе. Остановлюсь в «Веренице».
Ковин медленно перевел взгляд на брата. Неторопливо кивнув, он поднял два пальца, и тут же подошел слуга.
– Проводи, – коротко бросил хозяин дома.
Элейн развернулась, чтобы проследовать за слугой и Оддином, но вдруг почувствовала пальцы на запястье. Она и не заметила, как Ковин преодолел полдюжины шагов, что их разделяли. Пальцы его были тонкими, костлявыми, прикосновение вызывало неприятные ощущения.
– Бенни, – проговорил Ковин, разглядывая ее лицо и, с особым вниманием, волосы, – маленькая гордая прачка.
Он повел носом, будто принюхивался.
– Я чувствую твой горный дух, Бенни. – Он сделал вдох рядом с ее плечом. – Знаешь, как пахнут кападонцы, Бенни?
Между Элейн и Ковином втиснулся Оддин.
– Знает, знает, – закатил глаза он. – Все люди пахнут примерно одинаково, если не увлекаются духами. Нам пора. У меня куча нестираных рубах. Знаешь, как я пахну, когда у меня нестираная одежда?
Он отцепил руку брата и потянул за собой Элейн.
– О нет, дорогой мой. Кападонцы пахнут кровью. – Губы Ковина дрогнули в улыбке. – Я ощущаю это так же, как чувствую твой страх, братец. Ты боишься душегуба, которого ловишь? – чуть повысив голос, произнес он вслед уходящим гостям. – Или что я съем твою маленькую прачку?
Лишь оказавшись за пределами поместья, Элейн сумела выдохнуть.
– Он сумасшедший, – прошептала она, боясь, что их могли подслушать.
Но Оддин молчал, ведя ее к лошади. Они привычно устроились в седле и тронулись.
– Это очень плохо, – выдал наконец он.