Но в своей голове она уже не раз прокручивала то, как оставляет Аннушку в лесной чаще совершенно одну и уходит прочь, не оглянувшись. Поначалу эти мысли так сильно пугали её, что она гнала их от себя. Но постепенно она все больше и больше свыкалась с ними, и в конце концов, они стали привычными.
От осознания того, что она все-таки может оставить дочь в лесу, Наталье становилось стыдно. Тяжелый груз вины давил на плечи. В какой-то момент женщине стало казаться, что она сходит с ума. Запутавшись в паутине собственных противоречивых мыслей, устав от бесконечных сомнений и безутешных страданий, пребывая в тоскливом одиночестве маленькой, темной бани, она начала пить.
Сначала жгучий, пробирающий до слез, самогон, бодрил и приносил облегчение, страдания и боль отходили на второй план. Но эффект был временным, и с каждым днем количество выпиваемых рюмок увеличивалось. Очень скоро Наталья стала напиваться до беспамятства. Она просыпалась утром с чугунной головой и с огромным чувством стыда. Но стыд этот улетучивался уже к обеду, тогда на столе снова появлялась бутыль с мутной, остро пахнущей жидкостью, и все начиналось снова.
Наталья перестала следить за тем, чистая ли Аннушка, не пора ли сменить пеленки, она часто забывала ее покормить. А когда в один из дней, проснувшись утром на полу с ужасным похмельем, Наталья увидела девочку, лежащую на ледяном полу рядом с ней – голую, грязную, худую и побелевшую от холода, ей стало так мучительно стыдно перед ней, что глаза защипало от подступающих слез.
Она снова пришла к повитухе Устине.
– Вижу, после пожара-то к тебе очередная беда привязалась, – проговорила старуха, внимательно глядя на Наталью.
– Откуда знаешь? На селе уже болтают что ли?
Устина покачала головой, хитро прищурилась.
– От тебя, Наталья, такой дух идет, который ни с чем не спутать!
Наталья опустила голову.
– Ты права, Устина, беда это. И я никак с ней справиться не могу. Утром так плохо, думаю – все, хватит! А вечером уже снова пьяная.
Устина подошла к Наталье ближе и заглянула в лицо Аннушки, спящей у нее на руках.
– А чего удивляться? Коли ты своими руками к себе зло прижимаешь! – тихо, чтобы не разбудить девочку, сказала повитуха, – пятно-то у нее все чернее и чернее.
Наталья это тоже заметила – нечистая отметина на щеке девочки как будто ещё больше выросла и потемнела. Поэтому она никуда не ходила с дочкой, гуляла с ней лишь вокруг дома. Ей не хотелось, чтобы все перемывали ее дочери косточки. Хотя бабы уже и так шептались и показывали пальцем в ее сторону. В деревне невозможно иметь секреты, так или иначе, все кругом обо всем узнают.