– Я решилась, Устина, – тихо проговорила Наталья, – отнесу Аннушку в лес. Прямо сегодня отнесу. Прямо сейчас. Не могу больше. Все у меня с ней не так.
Старуха ободряюще похлопала Наталью по спине.
– Вот и хорошо! Вот и умница. Наконец-то дотумкала. Нечего себе жизнь портить, ты молодая, нарожаешь еще детей! – воскликнула она.
– Да, наверное, ты права, – задумчиво сказала Наталья.
– Раз решилась все-таки, то иди, не медли!
Устина подтолкнула женщину к калитке. Наталья тяжело вздохнула, развернулась и медленно побрела со двора Устины к лесу, мрачно темнеющему вдалеке. Чем дальше она отходила от деревни, тем быстрее становился ее шаг. А когда она вошла в лес, то и вовсе перешла на бег. Наталья рыдала, дав волю слезам – здесь ее никто не увидит, не осудит. Лес стерпит все.
– Ты прости меня, Аннушка. Но так надобно… – то и дело повторяла Наталья.
Она бежала вперед, не разбирая дороги, не глядя по сторонам, тяжело дыша. И вот, добравшись до чащи, куда почти не проникал солнечный свет, она в последний раз взглянула в личико Аннушки, а потом положила свёрток с ребёнком на землю, резко развернулась и, не оглядываясь, пошла прочь.
***
Какое-то время девочка спала, лежа на мягком ковре из мха, туго укутанная в пеленку. А потом она проснулась, закряхтела, завозилась внутри своего кокона. И вскоре звонкий младенческий крик разнесся по лесу. Девочка плакала, отчаянно и громко, зазывая голосом мать, которая может перепеленать её в чистую пеленку, согреть у груди и напоить молоком.
Девочка плакала, и лес тревожно шумел.
Девочка плакала, и птицы испуганно вскрикивали, взлетали с насиженных гнезд.
Девочка плакала, и небо темнело, предвещая близкую грозу. И вот уже первые раскаты весеннего грома пронеслись над лесом, заставив содрогнуться и задрожать вековые ели.
А девочка все плакала и плакала, чувствуя предательство матери…
И тут из-за деревьев появилась темная, сгорбленная фигура. Старуха, хромая, медленно подошла к кричащей девочке и долго смотрела на нее, склонив голову набок. Ее длинные седые волосы были заплетены в две тугие косы, свисающие до самой земли, а лицо скрывал большой темный капюшон.
Не говоря ни слова, старуха подняла девочку с земли, прижала к своей впалой груди и понесла ее в темную глубину леса…