Маленькая группка придворных заволновалась: каждый пытался
оказаться за спиной у другого.
Но самый несчастный вид был не у них, а у Отшельника,
обводившего незваных гостей взглядом затравленного животного.
– Я клялся служить Гайгиру и его потомкам... но давайте
побыстрее! – хрипло потребовал он.
Тщательно подбирая слова, Нуртор рассказал о покушении. Он
старался ни на шаг не отступать от истины, но углы рта старика
время от времени болезненно подергивались. Виной тому был не только
рассказ короля: Отшельник улавливал фальшь в принужденно ровном
дыхании придворных, в напускном спокойствии принцев. Все это
причиняло ему физическую боль.
Закончив рассказ, Нуртор обернулся к племянникам:
– Теперь ваша очередь... Ну, что притихли? Или вам нечего
сказать?
Принцы намертво сцепились взглядами – и забыли об Отшельнике. У
этих юношей, таких разных, была общая фамильная черта: вслед за
страхом в них поднималась волна гнева. Даже Тореол, уродившийся в
отца-Орла и взращенный на книгах и ученых беседах, сейчас стиснул
кулаки, набычился: в нем пробудилась кровь Первого Вепря.
– Молчишь? – грозно рявкнул он на двоюродного брата. –
Признавайся: ты положил яд в королевский кубок?
– Нет!! – так же свирепо рявкнул в ответ Нуренаджи,
сдерживаясь, чтобы не вцепиться своему врагу в горло.
Даже перетрусившие придворные почувствовали пелену ненависти,
вставшую между принцами. Но это была честная, ясная ненависть, без
тени притворства. И Отшельник, напрягшийся в ожидании боли, шумно,
со свистом втянул сквозь зубы воздух и кивнул: да, все верно...
Нуренаджи почувствовал, что к нему возвращается жизнь. Он
оправдан! И ликующе, словно бросаясь в атаку, молодой Вепрь
заорал:
– Ну, что теперь скажешь? Двое нас там было! Двое! Ты и я!
И ты, конечно, ни в чем не виноват? Ты к королевскому кубку не
прикасался? И яд туда не бросал, да?
– Да, не прикасался! – возмущенно крикнул Тореол. – И яду
туда не...
Его прервал пронзительный вопль, оборвавшийся на высокой ноте.
Отшельник, смертельно побледневший, рвал завязки ворота, словно
рубаха душила его. На серых губах старика пузырилась пена.
– Молчи!.. Зачем... Это же неправда, непра-а...
Тореол побелел, шагнул к Отшельнику:
– Что – неправда?! Да я же ни словечка лжи...
Отшельник заглушил его слова криком неподдельного страдания и,
упав на ковер, забился в корчах. Сквозь стиснутые зубы вырывались
стоны.