Разбойнику удалось дотянуться до ножа. Из белесой мглы безумия
выскользнула последняя мысль: «Глаз... метить в глаз...»
Но поздно, поздно: второе щупальце со страшной силой обхватило
человека поперек туловища и, ломая ребра, прижало руку к телу. Нож
выпал из онемевших пальцев. Обхватив третьим щупальцем ветку и
приподнявшись, как змея на хвосте, чудовище ударило своей жертвой о
ствол дуба.
Атаман умер, не успев услышать, как затрещали ветви внизу, где в
кустах устроился в засаде Костолом.
* * *
– С-скотина! – с чувством сказал Орешек.
Серая кобыла кокетливо переступила передними ногами и склонила
голову, искоса поглядывая на человека.
Ну и как с ней разговаривать, с наглой дрянью? Привыкла,
понимаете ли, к всадникам, которые умеют одним прикосновением к
поводьям дать понять лошади, кто здесь хозяин.
Орешек осторожно шагнул вперед и протянул руку к уздечке. Серая
насмешливо фыркнула, мотнула головой и отступила на шаг.
Издевается, мерзавка тонконогая! Не иначе как ей кто-нибудь
насплетничал: мол, было время, когда нынешний Хранитель крепости
стоил в три раза дешевле, чем такая породистая, статная
красавица.
Ну не мог, не мог он с детства обучаться верховой езде! Нельзя
рабу садиться в седло! Впервые Орешек взгромоздился на конскую
спину лет примерно в двадцать, в разбойничьем отряде. Помнится, тот
гнедой был оскорблен его неловкостью. И выразил свой протест весьма
энергично...
Серая кобыла, обманутая рассеянным видом хозяина, потеряла
бдительность и загляделась на ветку бересклета, что покачивала на
ветру пестрые сухие шарики плодов. И тут же рука человека
торжествующе вцепилась в уздечку.
Но победа оказалась неполной. Обиженная кобыла перебросила
поводья через голову и заплясала вокруг хозяина, не давая ему
вставить ногу в стремя.
Вот так! И плевать ей на то, что ее господин не дал вражескому
войску обрушиться на Грайан. Это пустяки. А вот то, что, садясь в
седло, он заходит не с той стороны...
– Чтоб тебя волки съели! – тепло пожелал Орешек. – Ну, иди
в поводу, раз такая госпожа капризная...
Он мог бы сказать еще многое, но его прервал вопль, пронизавший
облака листвы. Так кричат лишь в последний миг жизни.
Хранитель крепости Найлигрим тут же забыл о своих мелких
неурядицах, выпустил повод серой и кинулся на голос. Он сознавал,
что это может оказаться ловушкой, но не боялся: у пояса дремала в
ножнах Сайми́нга, Лунная Рыбка...