Несвоевременные - страница 20

Мы во главе с Ретроспектором сидели на краю вращающегося диска. Ретроспектор подвинулся ближе всех к краю, свесил ноги и болтал ими, как в воде, возмущая и колыша молчащую чёрную пустоту. Я нашарил рукой позади себя округлый камешек, размахнулся, швырнул вдаль – камешек пролетел, издав короткий свист, сплюснулся и растворился во мраке или оказался всосан вакуумом, который наползал отовсюду, накрывал чёрной мантией и поглощал всё, что попадалось на его пути.

– Не стал бы я этого делать на твоём месте, – сказал Ретроспектор, всё так же глядя вдаль и даже головы не повернув, чтобы встретить глазами глаза возмутителя спокойствия. – Эти места полны неведомых существ, стоит ненароком привлечь их внимание – и они слетятся на лакомый кусок как вороньё. Не буди лихо, пока оно тихо.

Что-то жалобно взвизгнуло, взмолилось без слов. По левую руку от меня, напуганный предостережением старшего, съёжился Двадцать Третий.

– Мой мальчик, не тревожься, – успокоил тот. – Нас не посмеют тронуть, пока мы во всеоружии. Помни: беззащитным делает тебя страх. Он оголяет уязвимые места и спускает в чёрную дыру спасительные навыки, которые ты получил от меня за последнюю вечность.

Я один из них точно знал, что Ретроспектор был плодом моего воображения. Скорее всего, он догадывался и сам. Но я не торопился подтверждать догадки, поскольку Ретроспектор ещё мог сослужить нам троим службу. Не спешил я и переубеждать его.

Ретроспектор знал истину и никому её не сообщал: мы виделись ему не самыми надёжными хранителями вселенских тайн. Истина была единственным, чего он не искажал, к чему не притрагивался. Хоть и прослыл славным иллюзионистом: искажал и пространство, потому что не верил ни единому его миллиметру, искажал и ход времени, сгибал и ломал его, даже не касаясь руками, искажал все возможные и невозможные величины.

Ретроспектор считал вечности, перебирал их и складывал вверх дном в громоздкий ящик в форме шестиугольной призмы на острие воображаемого шпиля протяжённостью триллионы парсек, который пронзал центр видимой Вселенной.

– Время – мера истинности, – говорил он, и мы внимали, замерев с разинутыми от изумления ртами.

– Наши открытые глаза видят ложь – внутренним зрением мы познаём истину, – говорил он и бросал вниз камень, а мы, сидя на краю диска, следили взглядом, как этот камень проваливается в бездну и рассыпается на множество разноцветных искр, каждая из которых, меняя форму и наполнение, становится ещё одной новорождённой галактикой.