Боже, как трудно было резать по живому, как тяжело говорить вновь и вновь «нет» в ту последнюю ночь, когда состоялся спустя несколько месяцев между Зоей и Петей решительный разговор по душам.
Но прежде, чем этот разговор произошёл, случилось нечто такое, что окончательно утвердило Зою в правильности принятого решения относительно Пети.
После той размолвки он как бы забыл дорогу к ней, а она о себе ему не напоминала. Быть может, ссора всё же завершилась бы перемирием, как это обычно и бывает между влюблёнными, на это в глубине души, кстати, надеялся весьма уверенный в себе Петя. Он относился к женскому полу свысока, и не считал женские капризы серьёзной причиной для прекращения отношений. Он был уверен, во всём случившемся виновата, конечно, Зоя, и на поклон к бабе он, мужчина, первым ни за что не пойдёт, рано или поздно сама прибежит, горделиво думал он в глубине души, и при случайных встречах с ней демонстративно отворачивался.
Прошла сессия, начались каникулы, но она не подошла к нему, и он, несколько озадаченный, уехал домой, к матери. Но и после каникул, осенью, Зоя не давала о себе знать. Это вызывало в нём удивление, он не мог допустить мысли, что она его разлюбила, в такую нелепость разве можно поверить, а оттого её молчание, неприступность и исчезновение из поля зрения вызывали в нём приступы гнева, и он вновь и вновь ожесточался и не желал её видеть, и знать ничего не хотел о ней, ни у кого ничего не спрашивал, почему её нигде не видно.
Он не знал, что летом пришла срочная телеграмма от сестры. Зина просила немедленно приехать. Без объяснения причины.
Чувствуя сердцем беду, Зоя, не откладывая, отправилась в военный городок К., куда к тому времени переехали Кочергины. Начались каникулы. Вследствие размолвки с Петей теперь ничто не держало её в С. Уже сидя в автобусе, направлявшемся в военный городок, она, тревожась, поняла, случилось горе, это читалось во взглядах, что были направлены на неё со всех сторон. Она по опыту знала, в силу их внешнего, несмотря на девятилетнюю разницу в возрасте, сходства с сестрой, что её принимают за Зину, и сейчас эти серьёзные, сочувствующие взгляды, полные соболезнования, предсказывали ей: за порогом Зинаидиной квартиры она столкнётся с чем-то ужасным. Так оно и оказалось. Зеркала завешаны чёрными тканями. Тенью шмыгнула за занавеску на свою кровать бабушка Аня, ничего так и не сказала, лишь молча открыла дверь, а рукой закрыла рот, сдерживая рыдания.