Крестили Зою согласно церковному уставу спустя сорок дней после рождения. Но крестили не там, где их все знают, а в чужом городе, на этом настоял уже Павел. Крещение состоялось в маленькой церквушке рядом с кладбищем при закрытых дверях. К моменту крещения ребёнок тяжело заболел, и если у Павла оставались колебания, крестить или не крестить, то теперь он вместе с Клавдией молил Бога об одном: о даровании младенцу жизни.
После крещения ребёнок пошёл на поправку.
О Боге в семье Коровиных вслух больше старались не говорить, но каждый из супругов в душе таил собственные предположения, почему двое из десяти рождённых детей, вопреки скорбной родовой особенности, так и не умерли».
На самом деле – это лишь байка, что сложилась в народе о Коровиных. А как на самом деле, кто знает.
Понятно, что узнать у них самих, соответствует ли действительности обсуждаемая в народе информация об их личной жизни, не представлялось возможным.
Рассказывали собиратели народных слухов о них ещё и так:
«Павел и Клавдия не выделялись из среды обычных советских граждан. Несмотря на обывательские версии о вмешательстве в их жизнь самого Бога, эту чету в городе уважали.
Павел был видным коммунистом, на хорошем счету у партийного начальства. Когда-то он числился в рядах участников революционного подполья, а также стачек и митингов, в общем, шёл в авангарде революционных преобразований. Распространял марксистскую литературу, организовал на своей, снимаемой им, квартире тайную типографию для издания нелегальных журналов, здесь же он помог обустроить тайники для хранения гектографа, шрифта, и отдал своё жилье под место партийных собраний. Участие в запрещённых митингах, демонстрациях наполняло его душу революционным вдохновением. Обыски, аресты не останавливали. Он горел духом на поприще борьбы с царизмом и угнетателями народа, чему поклялся посвятить всю свою жизнь.
И когда революция начала крушить царскую империю, Павел воспринял величайшее событие, он искренне это полагал, как глубоко личное свершение его желаний, он ходил именинником, его состояние напоминало ощущения жениха перед свадьбой. Он три, а то и целых четыре раза слушал живого Ленина на митингах, а один раз даже возымел честь с ним личной беседы. Как редактор одной из важных пропагандистских газет, которую по приказу партии он возглавлял несколько лет, он обрёл счастье встречаться и беседовать по долгу службы на тему просветительской и воспитательной миссии партийных активистов с самой Крупской. Не исключено, что эти исторические в его жизни факты общения с вождём мировой революции и его супругой послужили ему в будущем неким оберегом от сталинских репрессий, такого мнения придерживались многие свидетели жизни Павла Коровина. Увы, находились и крамольники, они нелепо полагали, что неприкасаемость Павла Коровина просто обеспечена ему помощью Божией, ведь пути Господни неисповедимы, но таких мракобесов, как их называли, было крайне мало, да мракобесы, впрочем, себя не афишировали и своё личное мнение никому старались не навязывать, справедливо опасаясь за свою жизнь. Хотя никто не отрицал, действительно, Павел был неприкасаемым в глазах партийной элиты, он заметно выделялся своей стойкостью среди остальной челяди, и оставался в строю даже в самые тяжёлые периоды исторических смут советской России».