– Вы можете стать моим биографом?
– Простите? – я уже хотел было развернуться на каблуках своих лакированных штиблет, и послать чудоковатое предложение в корзину, но он, словно, осторожно взял меня на за плечо своей сухой остывающей рукой на том конце провода, – не подумайте ничего дурного – я не извращенец, меня не интересуют молоденькие мальчики вроде вас. Я просто…
– Что вам надо, – сумма, о которой шла речь приличная, такие деньги не платят за всякую ерунду.
– Для вас это будет сущей ерундой, а для меня… Я хочу, чтобы вы написали книгу о моей жизни. Всё просто – я щедро буду оплачивать ваше проживание, соглашайтесь…
– Но раньше мне никогда не приходилось заниматься такими вещами…, – поначалу эта идея не показалась мне такой уж впечатляющей.
– Не страшно. Я буду рассказывать вам историю, а вы фиксировать её на бумаге…
Когда мы, наконец, встретились с Гансом в тот памятный для меня вечер, я долго не мог сложить своего представления об этом человеке. С одной стороны, он располагал к общению, был спокоен, немного угрюм, но таилось во всем его образе какая-то нестыковка. Такие всякий раз отмечаешь, складывая первое впечатление. А после забываешь о них до тех пор, пока червоточина не вскрывается в самый неожиданный момент. Я наблюдал весь вечер за его интонацией. Я изучал этого стройного чудака, который выглядел лет на двадцать моложе своего истинного возраста. Его легкие и острые фразы западали в мой разум, и я отмечал метафоричность его речи и, должно быть, тягу к искусству. В конце я дал согласие. Каждый второй день недели мы договорились встречаться в его квартире в центре города для детализации его биографии. При мне был блокнот. Для пущей уверенности в своих силах я прихватил с собой ещё и диктофон – так, на случай мимолетных деталей. Я примерно представлял о какой работе речь. Не понимал лишь зачем ему – богатейшему человеку континента понадобилось выносить на поверку все свою подноготную.
Это был наш первый вторник. И он начал его строго и неожиданно. Карандаш сломался о бумагу, когда я услышал, сказанное им.
– Я убил собственного сына…, – повисла пауза. Так вот в чем дело… Ганс налил себе янтарного цвета алкоголь – я не селен в винах. Сделал глоток, – я вижу, вы поражены. За это я плачу вам деньги, так что не надо разыгрывать удивление.