По крайней мере, такой была надежда Эллы, такой была ее сегодняшняя мечта.
Прибравшись на кухне после всех готовок, Элла привела и себя в порядок, затем взнеслась, не сказать, взвинтилась штопором по чистенькой, оживившейся в колоре и текстурах, лестнице на второй этаж, к бабушке, тихо сопящей под сводами великой пирамиды снов, и попрощалась с ней до обеда. Поцелуи в щечки, в ручки. Молодость и старость, красота и увядание. Почитание и наставничество. Все это было здесь. Но не боролось ― сосуществовало. Сбежав обратно, в холл, Элла остановилась на мгновение, другое перед зеркалом, высоким и старым, словно бабушка, только не лежащим, как она, неподвижно, а стоящим, вытянутым, поправила волосы, коралловым «крабом» сцепленные на макушке, и полы платья ― чтобы не задирались. «Голубое в крупный белый горох! ― с изумлением, словно никогда прежде не видела ни платья, ни себя в нем, подумала Элла. ― А балетки на ногах ― белые, как снег!»
И с этой умопомрачительной мыслью девушка вылетела за дверь, прихватив с небольшой деревянной скамеечки в холле сумочку, так же белую.
Оказавшись снаружи, Элла застыла на секунду, другую, постояла перед домом. Мысли ее по-прежнему находились где-то между бабушкой и уборкой, между готовкой и соседями в ближайшем и в надежде светлом будущем. Затем, поглядев по сторонам, словно росой окропив соседние лужайки, благословив их таким образом на долгую и счастливую жизнь, Элла сорвалась с места, будто ветром сорванный с дерева и заботливо подхваченный им последний в осеннем сезоне листок, и помчалась вниз по улице, словно знамение ― по этому восхитительному, иначе и не скажешь, мозаичному летнему коридору из деревьев и солнечного света, словно с полотна импрессиониста в этот мир перешедшего.
Достигнув перекрестка в конце улицы, Элла остановилась. Покрутив волнистым колоколом платья, она встала у изящного, крашенного в черное, столба, одного из нескольких, которыми так гордятся жители города, ибо столбы эти сохранились еще с тех, очень давних времен, когда служили они осветительными приборами, а после, в довольно недавнем прошлом, были переделаны в приборы светофорные, но с сохранением прежней функции, а главное ― в том виде, в каком задумывались изначально одним талантливым инженером, имени которого Элла никогда не могла запомнить в силу своей… нет-нет, не глупости, конечно, и даже не легкомысленности ―