– Не суди с горяча, – попросил Владимир.
Тут дворовая девушка оповестила их о завтраке.
После приема пищи, Владимир отправился к матушке. Она действительно была плоха. Он смотрел на неё и не узнавал, словно перед ним лежала чужая женщина, немощная и сухая. Мужчина словно только сейчас заметил, как матушка постарела. Её грудь тяжело вздымалась, пересохшие губы выпускали хриплое надрывное дыхание. Морщинистые руки были сложены на груди. Она вот – вот готовилась испустить дух.
– Влад, позови всех, – слова давались ей с трудом. – Мне нечего стыдиться на смертном одре. Я оставлю свой последний завет.
Домочадцы оставили свои дела и собрались у постели Екатерины Бориславовны. Они ловили каждое её слово. Женщина попросила немногого: быть осторожными, похоронить её без отпевания, просила не затевать сор, оставаясь все таким же нерушимым семейным монолитом. Женщины роняли слезы в кружевные платки, мужчины держались стойко, несмотря на переполняющую сердца горечь.
А уже утром дворовые вновь сколачивали гроб, а Владимир, по наказанию дядюшки Льва, рассылал известия о кончине ещё одного члена семьи Орловых. И снова в усадьбу Сиреневый Сад потянулась скорбная вереница карет. И опять всё семейство (кроме Александра) было в сборе. Не успевшее улечься волнение, вспыхнуло вновь среди семей старого дворянства.
– Да что это такое, – сокрушалась Антонина Бориславовна Кириваткина, во время прощания с умершей; Екатерина Бориславовна являлась ей родной сестрой. – Два мертвеца подряд в одном доме. – Что же ждёт вас? – обращалась она к живым Орловым с болью в сердце.
– Будь что будет, – хмуро ответила Надежда, утирая распухшие от слез глаза. – Жить будем, вот что.
Никто не стал ей возражать.
А следующим утром почтой пришло то, что поселило в сердцах домочадцев смуту. И стало ясно, что Александра уже давно нет в столице. Письмо от Тайной канцелярии было написано на плотной бумаге с императорской печатью. Владимира просили незамедлительно прибыть в Царь – Град. Это звучало скорее, как приказ, нежели просьба.
– Не уж то Саша где оступился? – хмуро пролепетала тётушка Мария. – Готовиться ли нам к войне?
– Ну что же вы, душенька, – стал утешать её дядюшка Лев. – Если б так, разве бы мы с вами сейчас здесь сидели?
Владимиру было дурно, он уже чувствовал, как на его шее затягивается петля.