Алый на белом.
Нож в тонких руках – рано
пришлось овдоветь.
На дне реки – крыс
кости и трупы детей.
Флейтист взял своë.
Сколь живы черты!
Тихий стук. Бьются сердца
фигур восковых.
В ней мëртв человек —
лишь страстью движим тела
разбитый фарфор.
«Одиноко», – губ
бледных зов бессловесный
с болотного дна.
Ножа взмах. Затих
детский плач. Кровь на чëрной
козы копытах.
Мор. Страх. Трупов смрад.
Закат века людей. Крыс
черёд править бал.
Утих мерный скрип
с ударом оземь глухим —
удавка сгнила.
Снег. Мрамор плоти.
Ждëт весны алый иней —
ручьëм крови стать.
Где суженый мой?
Уж который год жду я
под мутной водой.
Ждать стук человек
последний не стал. Выстрел
не слышал никто.
Полвека пью грязь,
ловлю крыс. Вы забыли
меня. Я вас – нет.
Надписи вижу
наоборот. Злорадный
взгляд отраженья.
Сетей полог. Шум
жвал и лап. Треск коконов.
Пища потомству.
Чердак. Звон цепей.
Тайна семьи. Голоден
отпрыск ущербный.
Сжав пентаграмму,
ждёт родов мать. Рогами
сын выйдет в отца.
Гладит живот. Крест
в руке перевëрнут. Ждëт
в чреве Мессия.
Молитву прочëл —
дочь плачет гноем. Шея
под странным углом.
Талая кровь. Из
холодильника стоны
пропавших детей.
Взгляд отвëл – и вот
твари из камня, щеря
клыки, смотрят вслед.
Скелет в шкафу у
каждой есть дамы. В её —
бывшего мужа.
Луна. Вой. Струны
слюны. Хруст – вывернулись
назад колени.
Жëлтый свет. В спине
крюк. Кровосток. В фартуке
мясник точит нож.
Гул с того света —
по мою душу звонит
колокол смерти.
Делать вас больше,
чем человеком, начнëм
с ампутации.
Нищие знают
о том, кто издревле спит
в городских стоках.
Луч света. Глаза
как блюдца. Пробы плоти.
Вернут по частям.
Вымер весь город:
плоть с костей содрав, прошлась
стая саранчи.
Моя же рука
мне в горло впилась. Топор
взял – быть мне левшой.
Ночь. Топот копыт.
Тень пронеслась в поисках
головы тщетных.