Пляска. Песнь. Кровь прими в дар,
не гневайся, лес.
Травля. На шее
петля. Ночью плачет тень
за задней партой.
Лес. Я и она.
Недолго. Несчастливо.
Умрём в один день.
Мышц множества спазм.
Курган плоти. Сонм пастей
алчет новых тел.
Золото листьев.
Алый закат. Вспрял ото
сна двор неблагой.
В подвале стучат
«SOS» морзянкой по трубам
уже сорок лет.
Прочëл вслух книгу
из детской кожи. Тотчас
серы чую смрад.
Весь свет на небе
пожрала бездна злобы,
что гложет меня.
Бессильно смотрю —
порча сверлит мне в теле
дыру за дырой.
Бьëтся алая
птица в неволе, грозясь
сломать рëбер клеть.
Дом на отшибе —
маска. Под ней смерти лик —
кровавый подвал.
В тумане тени
без лиц и имëн. Тихий
шëпот всë ближе.
Удары рук по
корке льда. С немым криком
выходит воздух.
Воля без тела
устала быть пустотой —
наденет моë.
С тех пор, как сгнила
в колодце вода, слышен
хрип детский со дна.
Гроб. Плач семьи. Дождь
льëт – то скорбят тени тех,
кто раньше ушëл.
Дом пуст, старик – мëртв,
но порой видят ночью
лик бледный в окне.
Хрип, всплыть попытки —
тянет под воду мëртвый
хват рук незримых.
Крик женский. Ручей
алых брызг. По мостовой
шагов быстрых стук.
Чай в чашки разлил.
Сидим за столом. Опять
не пьёт труп жены.
Лапка за лапкой
в ухе спящего скрылся
хвост многоножки.
Саван кровавый
парит. Знаю: отдёрну,
увижу – умру.
Связан на камне.
Круг масок. Гулкая песнь.
Нож, кровь. Меркнет свет.
Клад сокровенный
на дне прячет сирена —
кости матросов.
Зудит на лице,
червями вгрызлась в кожу
смоль тонких волос.
Крик козодоев.
Над фермой смрад гнили – ест
жуткий сын ведьмы.
Впилась в ногу кисть
мертвеца – «Не тревожь мой
последний приют!»
Прошлого тени
в пассажирском сиденье.
Шоссе в никуда.
Огни глаз. Пальцы —
паучьи лапы. В детской
пуста колыбель.
Ночью старуха,
в окна смотря, у спящих
крадëт дыханье.
Скромны пожитки
ведьмы болот: котëл, нож,