«В этой жизни все повторяется, кроме хорошего», – говаривал мой отец. И вот когда наш экипаж ехал по проспекту Кларенс и я снова увидела поднимающуюся над пляжем тень Кларендон-Хауса с его фасадом в голландском стиле, его островерхими крышами, с каминами и стрельчатыми фронтонами, увидела вдалеке море, мутное и серое на закате, точно роговица старческого глаза, я ощутила неясную тревогу. Именно здесь начались события этого страшного лета, и вот мы возвращаемся в Кларендон.
Это было как предчувствие.
Калитка в стене, колокольчик и табличка «КЛАРЕНДОН-ХАУС. ПАНСИОН ОТДЫХА ДЛЯ ДЖЕНТЛЬМЕНОВ» – все оставалось на своих местах. Рядом с калиткой собрался и персонал: от доктора Понсонби до последней служанки; морской ветер играл с полами сюртуков и белыми чепцами. Там стояли мои сослуживицы: старшая медсестра Мэри Брэддок, медсестры Нелли Уоррингтон, Сьюзен Тренч и Джейн Уимпол со своей благопристойной вуалью на чепце; Гетти Уолтерс – плачущая и смеющаяся – и другие служанки; повариха миссис Гиллеспи; бухгалтер Филомон Уидон со своим помощником, юным Джимми Пигготом, который выполнял для моего пациента множество мелких поручений. Все они стояли в ряд, неподвижно, некоторые (например, Понсонби) приложили руку к груди, как будто встречали какое-нибудь высокопоставленное лицо. Когда Джимми открыл калитку, к нему присоединился Уидон; с помощью дюжей Гетти они водрузили моего пациента на кресло-каталку.
Речь, подготовленная Понсонби, зависла в воздухе по той причине, что мой пациент уснул в экипаже. Он даже издавал легчайшие звуки, различимые только для того, кто поборол бы страх перед странными чертами его лица и большими полуоткрытыми глазами – которые он никогда не закрывал во сне, – и приблизил бы ухо к его губам: это было как не до конца закрытый краник, соединенный с каким-то далеким уголком его мозга, а указывали эти звуки на пребывание в глубокой летаргии; маленькие руки моего пациента были скрещены на груди.
Никто не решился его будить.
Таким образом вся процессия, возглавляемая доктором Понсонби и Уидоном, медленно двинулась ко входу. В авангарде Джимми толкал перед собой кресло-каталку.
Медсестры двинулись последними – думаю, потому что они пожелали по крайней мере бросить взгляд на то другое, что прибыло вместе с долгожданным пансионером.