– Корнелий Иваныч, – на столик, у кресла адмирала, Остерман опустил поднос с кружкой индонезийского кофе и тарелкой с кренделями, – посыльный был, письма привез… от их царского величества и от генерал-адмирала Головина.
– Ну и что же ты помалкиваешь? С этого и надобно начинать, – строго сказал Крюйс. – Наперво от государя… открывай и подай его мне.
Остерман взял свиток, на котором почти каллиграфическим почерком был указан адресат: «Господину вице-адмиралу», сорвал красный сургуч с вензельной печатью государя и передал письмо адмиралу.
Крюйс неторопливо развернул свиток и тут же погрузился в текст царского послания.
– Что?.. Экзерциций с флотом не было?.. – вдруг вспылил адмирал, не отрываясь от письма. – Нет внимания должного для выучки младых матросов? – Он затряс головой, нервно засопел. От негодования глаза его побежали по стенам каюты и сквозь зубы вырвалось: – Ах, Сиверс… Ах, лжец этакий, черт его дери… желает очернить меня в глазах государя! Хм… Он токмо июля в девятый день ко флоту прибыл. Да и в деле, когда шведа мы били, его тож не было. Он не ведает, о чем доносит… Видать, по наслышанному. – Адмирал нервничал. – Шельма… Ничего, господь все видит. Государь приедет, истину самолично засвидетельствует…
– Ваше превосходительство, а это от генерал-адмирала, – секретарь протянул другое письмо.
– Читай, – нервно отмахнулся адмирал, а сам взял кружку и стал осторожно сдувать жар с ароматного кофе.
Остерман сорвал сургуч, развернул послание и стал читать, дотошно выговаривая каждое слово:
– Благороднейший господин вице-адмирал, мой драгоценнейший благодетель!
Мне надлежит по указу Его величества один морской полк иметь, а посему тебя прошу, изволь сие сочинить, дабы состоял он в тысяча двухстах солдатах и всем, что необходимо, ружьем и прочим. Изволь ко мне отписать обо всем, что для этого потребно; сколько всех человек и какова нехватка. Если великая сочинилась убавка, то потщимся рекрутов сыскать.
Федор Головин. Из Гродно, ноября в 16 день 1705.
Заслушав послание, Крюйс застыл в раздумье, лицо его было сурово. Он вспомнил свою встречу с Головиным еще в ноябре 1704 года.
– Федор Алексеич, памятуя предписания их величества, – говорил тогда Крюйс, – думается мне, в зависимости от корабля и потребностей капитана посадить на всяк корабль по три сотни солдат абордажных команд, на галеру же – сотню с двумя десятками, да с первым каподискалой