.
– Корнелий Иванович, вы на флоте ведаете что к чему более, нежели я. Оттого и не могу не согласиться с вами, – одобрил предложение Головин. – Извольте сие именно так и учинить, но прежде, мой друг… – сделал акцент, – дождемся на то воли государя.
Задержавшись в своих воспоминаниях, Крюйс, не отводя взгляда от кружки кофе, словно разговаривая сам с собою, рассуждал вслух по-русски со скандинавским акцентом:
– Единый полк… Хм… Наконец-то, просветление снизошло на Петра Алексеича! Сему следовало учиниться ранее. Ныне-то корабельные солдаты организации потребной не имеют. Дело-то сие верное… Да вот беда, – задумался, – где людей столь разом сыскать?
Адмирал вновь воспользовался платком, вытирая выступивший на лбу от волнения холодный пот, затем провел ладонью по морщинистому лицу, тяжело вздохнул. Немного успокоившись, спросил:
– Посыльного-то накормили?
– Накормили, Корнелий Иваныч, – ответил секретарь.
– Хорошо… Что там еще? – поинтересовался Крюйс у Остермана по поводу корреспонденции.
– Разное, ваше превосходительство, по большей части – рапорта с жалобами.
– Небось, опять как всегда – пьянство, воровство, драки?
– Так и есть, Корнелий Иваныч.
– Ладно, с рапортами сими разберемся, успеется. А покуда бери бумагу, перо да чернила, государю ответ писать будем. И еще, подай-ка мне роспись о солдатах – умерших да больных. Сие надобно вписать в ответное письмо для адмирала Головина.