Ветеран сцены лишь печально перекинул полотенце на другую руку и из-под его выцветших усов вылетело:
– Эх-эх-эх…
В приёмной никого не было. Секретарь приходила поздно, к обеду. В свои тридцать два она ещё не вышла замуж, по вечерам порхала по ночным клубам, что, конечно же, накладывало на её утреннюю работоспособность отпечаток, а точнее – крест.
Постучав в дверь и не дождавшись приглашения, Феликс вошёл в кабинет.
Директор сидел почему-то в полумраке, за рабочим столом. Лицо выражало растерянность и грусть. Он держал в руке стоящую на столе рамку с фотографией. Феликс прекрасно помнил, кто был на ней запечатлён. В кабинете бывал не раз, и даже как-то довелось беседовать с директором по душам. Ведь Николай Николаевич был отцом его девушки, а значит, к Феликсу периодически возникали разные «специфические» вопросы по поводу их дружбы с Юлей. Но отец имел на это полное право, Феликс это прекрасно понимал.
– Здравствуй, дорогой, – директор поднял на своего сотрудника извиняющийся взгляд. – Раздвинь-ка шторы, хороший мой. На улице такое солнце, а у меня тут как в склепе.
Таким отца Юли, директора театра, Феликс ещё не видел.
– Доброе утро, – поздоровался он и послушно подошёл к окну.
Свет хлынул в кабинет и Николай Николаевич, вздрогнув, прикрыл лицо ладонью.
– Садись, пожалуйста, – мягко сказал он.
– Что-то случилось? – усаживаясь на стул у стола для совещаний, спросил Феликс.
Николай Николаевич расплылся в широкой улыбке, и одновременно с этим из его глаз медленно поползли две крохотные слезинки.
– Я бы не стал тебе врать, что не думал об этом. Я ведь не дурак и всё прекрасно понимаю. Но ведь я ещё и любящий отец, понимаешь?
– Понимаю, конечно, понимаю, – закивал Феликс. – Что с Юлей?
– Я старался сделать всё возможное, чтобы поддержать здоровье дочери. Никогда не жалел денег ни на врачей, ни на обследования, ни на лекарства. Ты же знаешь.
– Знаю, – снова согласился парень.
А Николай Николаевич будто не слышал его и продолжал говорить.
– Но беда всё же пришла. Сколько бы я не оттягивал, это время наступило. – Николай Николаевич поднял взгляд к потолку. – Если и она уйдёт, я этого не переживу, слышишь, не останется уже никакого смысла.
Теперь Феликс понял, что обращаются не к нему, а к более высокой инстанции. И это ещё больше насторожило.