Прасковья нежно смеялась. Округлости пружинисто вздрагивали. Одежда графу становилась тесна. Он краснел, заикался и спешил отойти в сторону, дабы конфуза какого не случилось. Она же все это очень хорошо понимала и однажды, когда уж он был доведен до полного отчаяния оттого, что не решался сделать даме смелое предложение, пошла на абордаж сама. Да так ловко все это у нее получилось, как будто не она его атаковала, а он сам решился на приступ. Впрочем, тогда ему было не до раздумий. Молодая кровь взыграла и – вот они уже в ее постели очутились, и уж тут Прасковья все свое искусство проявила. Молодой граф, не сильно еще искушенный в любви, испытал такое, что и вовсе думать забыл аж на целый месяц.
Целый месяц продолжались их тайные (в которых, впрочем, ни одна живая душа не сомневалась) свидания. Они переглядывались на людях, и он краснел, а она опускала глаза и прикрывалась веером. Он писал ей стихи, она по-прежнему нежно смеялась и теперь еще томно вздыхала.
Но вот томные вздохи переросли в печальные, нежные взгляды в сердитые и порой негодующие. Она все чаще отбивалась от его ласк и вот, наконец, плача заявила, что лучше им расстаться оттого, что он ее не любит, а уж ей это сносить рядом с ним свершено невыносимо, и что если он ее не оставит, то она непременно уедет в деревню к родне, потому что силы ее уже на пределе – такого изнеможения от неразделенной любви она может и не выдержать.
– Но позвольте, Прасковья Ивановна, отчего вы так думаете, – промямлил граф, все еще с трудом соображая, – я очень к вам чувства питаю …. особливые….. Не то, что к иным дамам…
– Ах, оставьте. Это слышать совсем невозможно, – ответствовала Прасковья, уткнувшись лицом в платочек, – особливые чувства – это вовсе еще не любовь.
– Ну отчего ж вы так думаете, – поспешил опровергнуть граф, сам еще не понимая, что летит в ловушку, как мотылек на свет свечи, – мне совсем обратное кажется…
– Кажется, – разочарованно вздохнула Прасковья, подняв на него затуманенный взор, полный укоризны, которую ему было не вмочь выдержать.
– Да и не кажется вовсе. Пожалуй, я даже уверен, что это…, – он помедлил немного, но рубанул с плеча и произнес роковое слово, – любовь.
– Отчего ж вы молчали столько времени, – все с той же укоризной проговорила Прасковья, – может оттого что думали, что я не смогу стать вам верной подругой жизни?