– Осуждённым в честь праздника Явления Дракона дозволено вкусить сегодня радостей плоти, – безучастно произнесла неподвижная тень. – Тебя ждёт горячий ужин вместо чёрствой корки хлеба и мягкий тюфяк вместо промокшей соломы.
– Мне так холодно… – прошептала узница, зябко обнимая продрогшие ноги, бессознательно пытаясь сжаться в комок в стремлении закутаться в жалкую тюремную рубаху из грубой ткани. Вдруг смысл сказанного дошёл до неё: – Праздник Явления Дракона?.. Так прошло всего пять дней!
– Пять дней, – эхом откликнулся священник.
– Мне казалось, я целую вечность сижу в этой мрачной клетке… Скорее бы весна, – лёгкий вздох сорвался с уст несчастной; она ещё теснее прижала к груди колени и равнодушно отвернулась, точно верёвка с неподъёмным камнем уже обвила нежную шейку.
– Бедное дитя!.. – прошептал священнослужитель, в голосе которого послышалась неподдельная мука. – Предназначение… Поешь же. После мы поговорим.
Посетитель вдруг шагнул в сторону расстеленного тюфяка, приоткрыл корзину и быстро начал извлекать снедь: мягкий белый хлеб, котелочек с горячей похлёбкой, кусок сыра, пару яблок, даже кувшин с разбавленным вином. Потом поднял расстеленное поверх тюфяка одеяло и осторожно укутал дрожащие плечики юной пленницы. Что-то неуловимо знакомое почудилось Раде в резких и нервных движениях, но память по-прежнему изменяла измученной жертве. Она лишь плотнее закуталась в накинутое покрывало, тяжесть которого сейчас казалась спасительным убежищем от всех бед.
– Ну же, ешь! – настаивал визитёр.
Он открыл котёл с похлёбкой, и аромат свежесваренной пищи наполнил камеру. Юное тело, в котором обитала душа, полная радости и свободы до того злополучного свидания с возлюбленным, начинало брать своё. Оно хотело жить. Голод, притуплённый холодом и затопившим разум туманом, властно заявил о себе. Испуганно зыркнув на сделавшего шаг к стене человека в плаще, узница поднялась с жидкого соломенного ложа и, перебирая продрогшими ногами, проковыляла к корзинке со снедью. Удобно устроившись на тюфяке, некогда прекрасная, а теперь словно бы выцветшая девушка с жадностью набросилась на еду, с наслаждением ощущая, как отступает холод.
Когда с ужином было покончено, священник, стоявший до этого момента неподвижно, оторвался от стены и сделал движение навстречу. Рада инстинктивно сжалась, со страхом глядя на эту странную мрачную фигуру. И тут, посмотрев снизу вверх, в неровном свете факела осуждённая сумела наконец разглядеть лицо. Ледяное стекло равнодушия, покрывавшее воспоминания, мгновенно лопнуло: ясные образы стремительно вырвались из-под толстого купола и затопили завопивший от ужаса разум.