Затем были бесконечные два месяца перевязок, в течение которых Люба узнала много нового о психологии земляков.
На прием к хирургу всегда была огромная очередь.
На перевязку пациенты могли заходить без очереди. Это в идеале.
В реальности каждый поход в поликлинику сопровождался большим напряжением и тревогой: какая сегодня у посетителей будет «температура»?
Позволят ли ей с ее инвалидностью зайти на перевязку? Или начнут орать, ругаться и даже угрожать?
Однажды молодой человек, ожидавший приема, сказал Любе, что начнет ее бить, если она попытается зайти в кабинет к хирургу без очереди.
На что Люба искренне ответила, что боится его. И что никогда не знаешь, кто перед тобой на самом деле.
В другой раз немолодая грузная женщина стала отталкивать Любу от двери кабинета хирурга, чтобы не дать ей туда зайти.
Так Люба усвоила правила игры в этой поликлинике и чаще всего по нескольку часов мирно сидела в очереди, чтобы попасть на перевязку.
Рекорд составил четыре часа ожидания.
Иногда Люба думала, что будь она знатной вязальщицей, вязала бы в очереди к врачам шарфы. По совокупности общая протяженность шарфов в готовом виде могла быть километровой, и их вполне бы хватило, чтобы одарить теплыми изделиями всю длинную очередь.
Тогда, может быть, пациенты подобрели бы и повеселели.
Парню, угрожавшему Любу бить, она связала бы разноцветный шарф в пастельных тонах. А грузной женщине, что толкала Любу, подарила бы розовый шарфик для смягчения нордического характера.
Фантазирование с юмором помогало Любе хоть как-то отвлекаться и сдерживать желание отвечать враждебно настроенным людям ударом на удар.
Затем было более-менее ровное плато, в течение которого онкомаркеры Любы пришли в норму, жизнь вроде бы начала устаканиваться, самочувствие стало выравниваться.
Но тут слегла мама. Будучи глубоко верующим человеком, мама Любы попыталась встать на колени во время молитвы, повредила сустав, очень быстро перестала ходить, слегла и уже не поднялась.
Несколько месяцев Люба разрывалась между двумя городами, совмещая свое лечение в городе, где проживала, и заботу о потерявшей возможность ходить маме.
Пока не забила болт, говоря по-молодежному, на свое здоровье и не поселилась в маминой квартире.
Что-что, а бросаться на помощь, забывая о себе и забивая на себя, Люба умела.