Ходить босыми ногами по острым камням и жесткой траве – то ещё
удовольствие, но я терпел. Остатки моего отряда все-таки меня
догнали перед самой кромкой леса. Приятель ещё на подходе принялся
меня окликать. Пришлось остановиться. Кто бы ни водился в лесу,
меньше всего хотелось, чтобы он пришел посмотреть, кто тут орет. А
первой ко мне успела спуститься глазастая. Я с удовлетворением
заметил, что к её сумке был приторочен щит.
- Мы так и не выбрали главного, – известила она меня, – но
решили, что держаться лучше вместе. Ты не против?
Я пожал плечами. Приятель тащил две сумки, остальные бойцы несли
запасные копья и щиты.
- Друг, ты чего так спешишь? – спросил Приятель.
- Хочу уйти подальше пока ночь, – ответил я.
- От кого и зачем? – не понял Приятель.
- От неживых, – я пояснил.
- Да их же тут нет, – со слегка презрительной улыбкой сказал
он.
- Может, и нет, – не стал спорить я и повернулся к темной стене
леса.
И в этот момент я увидел его. Неживого. Переваливаясь, он вышел
из-за стволов и неспешно направился к нам. Налетевший порыв ветра
принес запах земли и гнили. Когда-то неживой был человеком, но это
было очень давно. Плоть его жила своей жизнью, а точнее – нежизнью¸
потому что была мертва. По венам неживого струилась не кровь, а
что-то темное, глаза были блеклые и напоминали глаза насекомых. От
зрачка не осталось и следа. Кожа имела гнилостный цвет, определить
который было невозможно. Тугие узлы мышц перекатывались под её
тонким слоем при каждом шаге. Вот только неуклюжим неживой не был.
В его движениях чувствовалась какая-то жуткая грация.
Мы застыли. Мы просто не были готовы встретить
это, ведь никто нам ничего не объяснял. А
неживой приблизился к нам и стремительным прыжком подмял одного из
парней-бойцов. Тот даже не закричал – заверещал как-то обреченно, а
тварь махнула рукой с когтями и вбила её в живот парню. Зубами
потянулась к горлу – хлынула кровь. Крик бойца прервался,
сменившись бульканьем. И оцепенение спало. Во всяком случае, с
меня.
Перехватив копьё, я шагнул к твари. Та оторвала голову от горла
убитого и повернула её в мою сторону, распахнув усеянную мелкими
острыми зубами пасть. А я – ударил со всей скоростью и силой, на
которую был способен. Неживой был быстрее. Он смахнул копьё лапой,
прямо когтями по наконечнику, а я, повинуясь какому-то внутреннему
порыву, перенаправил удар лезвия вбок, срезав заточенной кромкой и
когти, и пальцы, и половину кисти. Тварь зашипела, отпрянула, но
новый удар копья в морду предотвратить уже не смогла.