когтей видели острые лезвия на руках.
И я видела страх, и затем стал привычным страх.
Но однажды явился чужак, он меня не знал
и он их не послушал, что людям желаю зла,
ликом черта страшнее, сам дьявол мне – старший брат.
И когда к нему вышла, то не повернул назад,
молча взял ладонь в руку, чувствуя, как дрожит,
и я выбрала жизнь, а затем узнавала жизнь;
дни с ним вместе летели, как по небу облака.
А как люди прознали, что стала я дорога
и не видит во мне он монстра, зовет женой,
ходит подле чудовища счастливый и живой,
так объятьем решили отвадить тогда петли.
Но я спрятала крик, а затем запретила крик.
Озарил солнцем ночь охвативший здесь все пожар —
тот, что прежде они представляли в моих глазах —
обернулся чудовищ реальней, страшней их всех.
Ветер носит над пепелищем золу и смех.
Что растили во мне так долго, теперь взросло:
вы посеяли зло и теперь пожинайте зло.
Эльза послушалась, и одна жаба села ей на темя, другая на лоб, а третья на грудь; но Эльза даже не заметила этого, и, как только вышла из воды, по воде поплыли три красных мака. Если бы жабы не были отравлены поцелуем ведьмы, они превратились бы, полежав у Эльзы на голове и на сердце, в красные розы.