Глажу легкие перья, нежные, как ковыль,
ты стоишь, плечо белое, юное оголив,
на лице проступает сомнение, после — страх,
ведь тебя не спасла, ведь тебя предала сестра.
Как тебе теперь жить — волочить по земле крыло?
Рот предвестником плача надкушен и искривлен,
но ни слова не скажешь, и тишь станет мне, как плеть.
А в глазах лишь одно желание – улететь,
и дрожат перья, пальцы, и губы твои дрожат,
потому что ты знаешь: тебе не уйти назад,
снова частью не стать летящих вдаль лебедей.
Но меня не найти теперь ближе тебе людей.
Этот выбор был сложен, но все ж не сложней огня
короля ли ладоней, того ль, что грозил объять,
обещал жечь больнее крапивы стократ любой.
Но тебе говорю, что мной двигала лишь любовь.
Остаешься, нерадостный, рядом, но цел и жив,
но, страшнее костра, яд рассказанной тебе лжи
меня ест изнутри, все сильней день за днем горит.
Ты стоишь, плечо юное, белое оголив.
Господи, молю тебя, исправь все, прошу, исправь.
В сказке этой не должен на троне сидеть дракон!
Но очередного принца катится голова,
а чудовище по-прежнему занимает трон.
Меч поднять не в силах, в мрачной келье своей сижу,
от принцессы лишь гонор, но он уже поутих.
Мне дракон сказал, что охраняет меня, как клад,
не из-за красы, а из-за камня в моей груди.
Что это за камень, я не знаю, но холодит,
оттого поди по принцам мертвым лью мало слез,
а когда дракон ко мне приходит, то не дрожу,
когда когти в ласке нежной трогают рожь волос.
Обжигает грудь, во мне пытается камень греть.
Царство захватить далось полегче ему, видать.
И чем горячее еженощно со мной дракон,
тем меня сжигает все отчаяннее вина.
Потому что, если камень сможет собой согреть,
что еще сумеет он во мне тогда поменять?
Вдруг прощу ему руины дома и жизнь в аду?
А потом на троне будет место и для меня.
Победивший дракона становится сам драконом —