Таковы на поверхностный взгляд предпосылки моей истории. А теперь предлагаю перейти к ней самой.
Это я сейчас, умудренная опытом и, вследствие тому, скепсисом, предпочитаю хмуро глядеть на мир, но ведь начиналось все не так печально.
Перед тем, как осознать, что я падшая душа, я была маленьким и жалким сосудом, по сути, без формы. Первые мои воспоминания, даже не так, ощущения, восходят к испытанию на себе, дважды, высоких температур, а затем и давлению, что буквально распирало изнутри, после того как в пластиковую оболочку, в которой мне суждено еще невесть сколько времени пробыть, вошла трубка, послужившая транспортным узлом для исторгнутой из нее силы. Тогда я, возможно, на миг потеряла ориентацию, потому что дальше моя оболочка подверглась кардинальным физическим изменениям: она обрела пикантные изгибы, раздалась в высоту и ширину, а во мне еще и плескалась охлаждающая пыл жидкость.
Затем уже по конвейерной ленте меня вместе с собутыльниками – предварительно избавив нас от воды сей, в услугах коей боле не нуждались, – отправили на принудительный шопинг, благодаря чему каждый обзавелся шипучим напитком темного цвета и аксессуарами в виде крышки на конец, для верности, и красочно исписанного рунами жилета, он же букварь со священным текстом.
Это мгновение, когда ты обрела свой окончательный вид, навсегда остается в памяти. Ты словно ребенок, которому впервые доверили самостоятельно сходить в магазин. (На лице сдержанная – это пробудившееся взрослое начало усмиряет восторженное дитя – и пронизанная собственного достоинства улыбка, а в руке аккуратно сложенный список покупок, следуя которому корзина от стеллажа к стеллажу набирает в массе. Все идет прекрасно вплоть до подхода к кассе, где взгляд ребенка привлекает на себя маленькая безделица, типа шоколадного батончика, – его рука успешно перебарывает пару выпадов в ее сторону, но все же не удерживает влекомый порыв и хватает лакомство. Ну а чего вы хотели? Не все сразу.)
Первое, к чему любознательность подтолкнула меня, это крышка, извещающая, когда я появилась на свет, и – о боги! – предрекающая точную дату смерти (не иначе как прижизненный портативный памятник). Правда, не моей – тут можно расслабиться, – а вынашиваемого плода, которому на все про все – соблазнение клиента – дается двенадцать месяцев, но, так как искусство обольщения дело не простое, без моей помощи ему не справиться: кто бы там что ни говорил про важность того, что внутри, на оболочку люди смотрят почаще.