Теперь не пьющий – инвалид!
Вот социальная реклама:
Пока в игре малыш кружит,
Напротив пиво хлещет мама.
Она бы рада выпить сока,
Но хмель дешевле апельсина,
Да большинство товаров в полках
Сейчас любого магазина —
Вино, коньяк, мартини, виски,
Бурбон, самбука, аперо́ль,
Эль и ирландский, и индийский,
Текила, для которой соль
И лайм закуску заменяют.
А алкогольные картели
Спокойно обществу внушают,
Что пить нормально. Неужели!?
Давно известно всем, что спирт —
Продукт распада углеводов.
Так дрожжи, стало быть, тошнит,
А люди из таких отходов
Напитки ценные творят.
И в этом наш народ велик:
Такие тосты говорят,
Что хочется порой язык
Заспиртовать и сохранить.
Вино способно растворить
Печали и тревоги, но
Не знает сча́стия оно.
В вопросах дрожжевых скромна
Оксана в силу воспитанья.
А бочка, полная вина,
Не вызыва́ла ликованья,
И звон вакхи́ческий в ушах
На память не бросал ей те́ни.
Порядочность рождает страх
Забыться в бесполезной лени,
С которой каждому уму
Хоть раз за жизнь, да и случалось
В себе бороться. Потому
Статья ей дельной показалась.
И вот, к восьми часам утра
Очередного воскресенья
Её будильника игра
Провозгласила вальс весенний
Сезону года в унисон,
Что младший Штраус сочинял:
Напев "Весенних голосов"
С утра в Оксаночку вселял
И чувство лёгкой эйфории,
И трезвый взгляд на ряд проблем:
От неудач до дисфори́и,
А то есть, недовольства всем.
Как сла́док воздух в выходные
Особо, после дней рабочих!
Как ми́лы комнаты родные!
И просыпаться после ночи
Когда не нужно на работу!
Коль день принадлежит тебе,
То все домашние заботы
Подарком кажутся с небес.
У Ксюши было два кумира —
Арабика и шоколад.
Когда какой-нибудь проныра
Ей угощенье наугад
Пытался выбрать в магазине,
То промах маловероятно
По потребительской корзине
Оксаниной мог допустить: понятно,
Окро́ме тех, что с аллергией
(Что, очевидно, хуже пытки),
Все чтят мгновения благие
В объятьях кофе с целой плиткой
Полстапроцентного какао.
Кофейный горький пряный вкус,
Который Ксеня обожала,
В ней пробудил весь спектр чувств.
Ополоснувши блюдце, чашку,
К окну направилась она.
А по дороге за рубашкой,
У зеркала, увлечена
Своей косой остановилась.
– Кому же ты предрешена!? —
Коса её по пояс вилась,
Наме́дни не расплетена.
Вчера, уставши от дороги,
Она, едва расправив ноги,
Упала в мягкую кровать.
Сон не заставил долго ждать —
Затем, сомкнув младые очи,