– Почему? Это же интересно! – Удивлялся Вася, отрывая взгляд от череды спин и профилей.
Мама смотрела задумчиво, морща лоб, отчего он казался старушечьим и совсем не родным.
– Может, и интересно, только мало кто поймёт. А впрочем… Сочиняй на здоровье, мой сероглазый мышонок, только папе не вздумай рассказывать.
Да, папе не стоит: он-то точно не поймет. Никогда не понимал!
Задремавший Василий ударился лбом о стекло, и оно слегка загудело, отвечая на гневную вспышку. «Вот какой глупый мышонок» – в памяти жужжащим волчком крутилась присказка из книжки, которую мама читала перед сном. Вроде бы мышонок там плохо кончил…
«Господи, какая чушь лезет в голову, когда не выспишься нормально» – подосадовал Шумский, потирая ушибленный висок. Журналист оглянулся, оценивая степень наполненности салона и прикидывая, не двинуться ли к выходу…
…Кто-то держался за спинку его сиденья. Пассажир стоял в пол оборота и словно преграждал путь. Неприятный холодок пощекотал внутренность Василия, пересчитал все позвонки, замерев студеным шариком в районе копчика. Краем глаза Шумский заметил в пределах своего затылка мраморную выветренную руку, сплошь покрытую черными щербинами.
Журналист задохнулся и вывернул шею, чтобы посмотреть в лицо каменному гостю, но встретил лишь настороженный взгляд карих глаз. Ну, разумеется! Василий с нервным смешком облизнул губы: никакая это не статуя, а подросток в рябой куртке в черно-белую крапину. И кто только придумывает такие расцветки? Перепелиными яйцами, что ли, вдохновились?!
Паренек опасливо покосился на странного пассажира, отодвинулся. «Вполне благоразумно, и я постарался бы держаться подальше от полоумного дядьки» – с иронией подумал Шумский, однако же испытал облегчение: во всем виноват треклятый недосып, вынуждающий грезить наяву.
На следующей остановке вызвавший среди него переполох парнишка вышел, а успокоившийся Василий откинулся на спинку, мимоходом обозрев окно. Через секунду журналист выразительно икнул и буквально подпрыгнул, словно кто подложил ему под седалище кнопку. Вместо подростка на совершенно безлюдной остановке в полный рост вытянулась статуя. Сколы на ее плечах и лице походили на незаживающие оспины, тем не менее, изваяние выглядело живым!
Подтверждая выводы обалдевшего Шумского, мраморный человек улыбнулся полуотколотым ртом и почти озорно подмигнул, припорошив асфальт у ног каменной крошкой.