Все примолкли и чуть погодя стали советоваться, как и откуда натаскать зёрен и других необходимых припасов на зиму. Решили разделиться на отряды. Каждый отряд должен добывать что-то одно: кто зерна, кто хлебные корки, кто ягоды, а кто и сладкий сахар.
Кузя вызвался добывать сыр. Он один знал много тайных ходов в подвал, где хранился сыр. Туда, конечно же, умели пробираться и другие взрослые мыши, но только Кузя, Пикся да еще несколько мышат, могли пролезть в небольшие, более безопасные мелкие щели, которых было гораздо больше. Почему? Да потому что они были ещё малышами и без труда проходили там, где взрослая мышь могла бы не протиснуться. Вот таких безопасных щёлочек больше всего и знал Кузя.
Сыр и сахар решили хранить в сарае под сеном, в тайной кладовке мамы-мыши. Тем более что она сама посоветовала это место, оттого что там сухо да и чтобы кот не учуял и не помешал наполнять кладовую.
Все мышки тут же решили взяться за дело и разбежались кто куда.
***
Отряд Кузи состоял из Пикси, толстенького смешливого мышонка Бубуна и его говорливого брата Таратоши. Они дружили с Кузей и Пиксей давно и вчетвером больше всего на свете любили полакомиться сыром.
Выбравшись из дома и осторожно оглядевшись вокруг, малыши дружно побежали к сараю в кладовку, чтобы хорошенько там прибраться, да и полочки поправить, если потребуется.
– Как же я боюсь этого пугала, – боязливо пропищала Пикся, когда они уже почти пробегали рядом с ним.
– Я его тоже побаиваюсь, но все равно хочу ему сказать: «Огромное спасибо!» – воскликнул Кузя и посмотрел на пугало. – Ведь вчера ночью он-то меня и спас.
И вдруг пугало наклонило глиняный горшок, что служил ему головой, и трескучий голос произнес:
– Всегда радо помочь, отважный мышонок!
Все четверо мышат испуганно пискнули и одновременно подпрыгнули от страха.
Никто из них не ожидал, что пугало окажется живым и говорящим. Пикся даже попыталась убежать, но остановилась и смотрела на друзей вытаращенными от испуга глазами-бусинками, боясь поднять взгляд выше на пугало.
Кузя опомнился первым и, прокашлявшись, робко спросил:
– А вы всегда были говорящим?
Пугало немного помолчало, покрутило головой-горшком, на которой красовалась черная фетровая шляпа, и с легкой усмешкой проскрипело:
– Как поставили меня сюда лет пять назад и намалевали мне смешную рожицу на горшке, так с тех пор и изволю говорить. Правда, из-за моего наряда не многие решаются вступить со мной в беседу. Ведь, как вы наверно заметили, приодели меня подобающе пугалу: и дырявые перчатки, вместо пальцев, и старинный камзол, что из старой театральной одежды как-то привез старший сын бабушки Нюры вместе с этой огромной фетровой шляпой. Он тогда еще сказал, что я выгляжу как настоящий маркиз. Но мне не ведомы эти звания, – скрипело дальше пугало. – Да и не столь часто сыновья приезжают навестить бабушку. Сама же бабуля тоже умудрилась меня принарядить. Накинула эту сеть рыболовную да банок на нее нацепила. Вот теперь стою, гремлю при ветре, ворон пугаю…