Орудия пыток. Всемирная история боли - страница 2

Шрифт
Интервал


Пытки и правда

«Но как пытать?» – спрашивает судья в комедии Аристофана «Лягушки» (ок. 406 г. до н. э.). Ему отвечают:

«По-разному: плетями бей,
Души, дави, на дыбу вздерни, жги, дери,
Крути суставы, можешь в ноздри уксус лить,
Класть кирпичи на брюхо».

Рядовая Линди Энгландиз военной полиции США держит беспомощного пленного на поводке, как собаку. Это – знаменитая фотография из иракской тюрьмы в Абу Грейбе. Когда-то предполагалось, что присутствие женщин в армии – примета современной цивилизованности. Однако жестокость, как оказалось, не ограничивается ни возрастом, ни полом


Историки могут быть не вполне уверены, что имелось в виду под «дави», но остальные описания пыток звучат весьма знакомо. Древнее отношение к пыткам как к способу получения информации было, однако, довольно сложным. Слово «пытка» у древних греков звучало как «басанос» – и этим же словом назывался пробный камень, которым проверяли чистоту золота. В качестве такого камня применяли темную разновидность сланца: если потереть «басанос» достаточно чистым золотом, на нем оставался особый след, не похожий на след других металлов и сплавов. Камень был инструментом менялы тех времен – и точно так же пытка была инструментом судьи: единственным надежным способом проверить, правду ли говорит свидетель.

В Греции никогда не пытали свободных граждан: предполагалось, что все они люди благородные и никогда не лгут суду. Однако при допросе рабов пытки считались не просто допустимыми, а прямо-таки обязательными. Показания раба в афинском суде не рассматривались, если только не были даны под пыткой. Убеждение, что ужасная боль – гарантия правдивости, сейчас выглядит для нас как противоречащее здравому смыслу. Нам-то интуиция подсказывает, что под пытками человек может наговорить что угодно. Но наша точка зрения опирается на очень современные представления о человеке, самостоятельном и обладающим своей собственной истиной. Для грека или римлянина истина была безлична, отдельна от человека и значительно больше, чем сам человек. И уж, конечно, больше, чем человек, родившийся в рабстве или семье низкого статуса.

Подобных же убеждений придерживалась Европа XV–XVI вв. Истина – не в словах свидетеля, а в его теле. Словам свидетелей доверяли крайне мало, типичное руководство для следователя тех времен уделяло много внимания тому, что мы сейчас называем языком тела: